Третий, за спиной женщины стоящий, и вовсе великан какой-то. Вран за всю жизнь таких не встречал: под сажень высотой, на две головы Врана выше, макушка круглая – лысая-лысая, как яйцо куриное. Но улыбается этот великан Врану почему-то добродушно, ожидающе. Почти ободряюще.

Никак он здесь главный – единственный мужчина, по возрасту подходящий, ещё и причёска такая… своеобразная. Сразу видно – чтобы выделиться. У парня-то волосы обычные самые, отросшие чуть, совсем как у Врана.

– Так кто приходил? – повторяет женщина, очень знакомо голову набок склоняя.

Врану бы вдох сделать сейчас сильный, глубокий, чтобы успокоиться немного, мысли в порядок привести, да нельзя – заметят. Ещё за слабого примут, растерявшегося – а это ему ни к чему.

– Доброе утро, хозяева, – говорит он почтительно. – Знакомиться со мной этой ночью приходили, пообщаться хотели, очень огорчены были тем, что не стал я беседу вести – мне и жаль было неч… человека хорошего обижать, но сказали мне строго: спящим притворись. Кто такой я, чтобы воле сер… волчьей противиться?

– Спящим, значит, притворялся, – задумчиво произносит женщина. – А спящие разве способны во сне за пояса хвататься и друзей хозяйских железом прижигать? Это тебе тоже, должно быть, посоветовали?

«Друзей»?..

Это чудовище ночное, Врану песни проклятые на уши сипевшее, друг местный?

– Не советовали, хозяйка, – качает головой он покладисто. – Очень жаль мне, если неудобства я какие подруге вашей причинил – показалось мне, что не слишком дружелюбно она ко мне настроена, вот и…

– К тебе-то понятно, что недружелюбно, – прерывает его парень, презрительно морщась. – И так ты решил её дружбу завоевать? Люд…

– Достаточно, – говорит женщина ещё раз – и опять парень замолкает мигом, только Врана продолжает взглядом неприязненным сверлить.

Вран то и дело на мужчину огромного поглядывает, но молчит тот, ни слова не роняет, всё улыбается и улыбается из-за спины женской, как приклеилась эта улыбка к его губам. Бая и вовсе на Врана не смотрит – потолок земляной разглядывает, губу закусив. Будто тоже улыбку прячет. Приободряет это Врана немного – разве стала бы Бая улыбаться, если бы совсем ошибку непоправимую он совершил?

– Пришла ко мне дочь моя старшая на рассвете, рассказала, что гость у нас появился, – говорит женщина, взглядом тёмным и непроницаемым на Врана смотря. – Да не просто гость – проситель. Некий Вран из Сухолесья, якобы волками при рождении благословлённый и в доме своём родном места не нашедший. Хочет, сказала, этот Вран из Сухолесья к нам присоединиться, с нами свою жизнь прожить, волком стать и до самой смерти законам волчьим подчиняться. Сразу у меня вопрос возник, Вран из Сухолесья: неужто тебе законы эти известны? Какие законы ты соблюдать собрался – наши или тобой же и придуманные?

Странно всё-таки, что женщина с ним разговаривает, а не мужчина. Всегда при решениях важных, при гостях из деревень соседних и дальних старейшины в общине Врановой дело в свои руки брали, а женщины изредка разве что для красоты в стороне стояли. Может, недостойным Врана пока считают для того, чтобы настоящий глава им занимался, поэтому жена его Врана допрашивает?

Забавно. Никогда бы Вран не подумал, что Бая в дочках у местного старейшины ходит. Больно… свободолюбивая она для этого какая-то, дикая – ночами по лесам бегает, со Вранами всякими знакомится. Много общего у них, оказывается, с Баей – но Вран об этом позже подумает.

– Если свои собственные законы соблюдать, то и не законы это вовсе, хозяйка, – замечает Вран. – Если бы хотел я по своей только правде жить, то с ней бы в чащу лесную один и ушёл – и долго бы там не продержался, потому что мимолётное, опасное удовольствие это – свои правила придумывать, а с другими не считаться. Рассказала мне Бая, по каким правилам вы живёте, – не в подробностях, но суть я уловил, и согрела мою душу суть эта, как ни один костёр на солнцеворот летний не грел. Стоял я, и сердце моё пело, когда рассказы я её скромные слушал – о том, как силу вы свою на дела добрые тратите, как всем, кто нуждается в этом, помогаете, как… как за других переживаете, даже не зная их. Сразу Бая, как только я ей о мечте своей поведал, о родных моих забеспокоилась, о матери с отцом, и многое это о вас говорит. Слышал я с детства рассказы о племени вашем, да не ведал, что не племя это, а сказка настоящая. На всё я был готов, чтобы к вам присоединиться – но если бы знал, как у вас устроено всё, ещё ребёнком бы неокрепшим в лес сбежал, чтобы поскорее вас найти, восемнадцатого года жизни своей ждать бы не стал.