– В деревне говорят, вы живёте уже несколько сотен лет. Они почитают вас, как божество.

– О-о-о, – она склонила голову набок. – Что же будешь делать, если всё на самом деле так?

– Попрошу у вас помощи. В лесу пропадают дети – они уходят к вам за дарами и лучшей жизнью, а после не возвращаются.

Яга, опечаленная, опустила голову.

– Бедные детки. Они не доходят до меня. Когда я нахожу их души, уже слишком поздно. Их ведёт в лес тщеславие, и боги наказывают их за это.

– А как же Василиса?

Повисла тишина. Яга долго вглядывалась в Морена сквозь полуопущенные веки, прежде чем ответить:

– В ней не было тщеславия. Родители отправили её в лес на смерть: мачеха не хотела, чтобы она стала соперницей для её дочерей. Чистую душу можно вернуть.

– За это вы одарили её? За чистую душу? Почему же тогда вы не одаривали никого из мальчиков?

Морен говорил всё быстрее и быстрее, сыпал вопросы один за другим – он не давал Яге время на раздумья, и она сжала пальцы, царапнув ими по столу.

– Сердце воина от природы жестоко, – ответила она.

– Откуда же у вас нашлись меха и золото?

– В лесу часто умирают путники. Мне ни к чему их добро.

– От чего же они умирают?

– Ты не хуже меня знаешь, что может скрываться в ночной темноте.

– Именно. Так откуда у вас – одинокой старушки – мясо, чтобы подать к столу? И как вы так спокойно ходите в лес, ничего не опасаясь? Чьё оно? – Морен кивнул на тарелки. – Скажете, что падаль?

– Ты играешь с силами, которые не понимаешь, Скиталец.

– Так кто же вы? Безобидная старушка? Лесное божество? Или проклятая, что заманивает людей в лес, чтобы потом обобрать их?

– Не смей гневить богов или будет худо!

Она вскинула руку и перстом из раскрытой ладони указала на него. Справа, у самого уха, послышался тихий свистящий скрип. Морен обернулся к своему пернатому спутнику и ужаснулся – тот, раскрыв клюв, пытался выкашлять пену, что текла из горла, капая на плечо.

Морен вскочил, придерживая птицу обеими руками. Взгляд его забегал по комнате – он искал решение, но страх потери, что отразился в его глазах, не укрылся от Яги.

– Вот что бывает с теми, кто идёт против воли божьей!

Её скрипучий смех прокатился по стенам. Морен бросился к прорези в стене, что служила окном, спеша вынести птицу на свежий воздух. В избе стоял полумрак, разбавляемый лишь огнём очага, поэтому, только вглядевшись, он заметил ставни. Окна запирались изнутри, как…

«…в домовине! Она действительно поселилась в постройке для мёртвых!» – Морен едва мог поверить своим же выводам.

Он бросил Куцика на деревянный сруб. Когда захлопнул ставни, Яга перестала смеяться. Она медленно поднялась и шагнула к нему – раздался стук, как от деревянной трости.

– Мне нужно наружу, – голос Морена дрогнул: что-то здесь было не так. Куцика отравили, но он ничего не ел, значит, сам воздух в избе…

– Никуда ты отсюда не выйдешь, – ответила ему Яга.

Морен бросился к люку в полу. Запах трав ощущался здесь куда сильнее, и, подняв взгляд на котелок, он наконец-то узнал цветы и ягоды, что варились в нём.

– Сонная одурь, – прошептал Морен.

Глаза его закатились, и он рухнул наземь.

Яга поспешила к нему – каждый её шаг отдавался гулким стуком. Скиталец лежал, полуприкрыв глаза, – ресницы его дрожали, но дышал он медленно и слабо. Яга внимательно осмотрела его и воскликнула:

– Весь в железе! Ну ничего-ничего… Вскрою тебя потом, как рака!

Она явно говорила про его одежды. Железные пластины защищали плечи, руки, бока и бёдра, а ещё парочка пряталась под воротником плаща. Небольшие и тонкие, чтобы не утяжелять движения, хватало даже столь простецкой защиты. Ибо проклятые терпеть не могли железо, опасаясь его как яда, и Яга не стала исключением.