Сказочник подхватил меня на руки и оторвал от земли. Рука беспомощно елозила по траве, потом в отчаянии опустилась на землю, не найдя помощи. Меня захлестнула жалость.

Я проснулась, резко подскочила, практически оказавшись в объятьях Сказочника. Он, должно быть, недавно вернулся, присел на край дивана и смотрел, как я сплю.

Я хотела было подняться, но почувствовала ломоту сразу во всем теле. Он остановил меня жестом. Я выпила кружку куриного бульона, после чего мне удалось дойти до ванной. Ломота отступила. Видимо, это была просто общая слабость от голода.

Чуть позже мне наконец удалось нормально поесть. Я переоделась в новую одежду: белое кружевное белье, простое и удобное, домашние спортивные светло-серые штаны из приятного материала со вставкой на поясе, как делают в одежде для беременных, и белая хлопчатобумажная майка. Надо ли говорить, что у него оказался прекрасный глазомер. Мне следовало относиться ко всему этому проще. Нужно было сотворить в себе другую личность, которая его полюбит и примет. Я же создала массу персонажей, неужели я не смогу сделать то же самое для спасения своей жизни? На более высоком уровне… К тому же обмануться мне надо было самую малость.

Я прикрыла глаза и сосредоточилась. Где-то в глубине души я ни о чем не сожалела. Весь мой жизненный путь вел меня именно в эту точку пространства-времени. Скорее всего, я сама сотворила эту судьбу, подавая документы на филологический факультет, а затем перетаскивая их на факультет журналистики. Или гладя втайне корешки его книг из своей домашней коллекции. Говоря откровенно, моя домашняя библиотека была чем-то вроде капища. Где я молилась этому богу. Так чего ж теперь пенять на судьбу, если мои молитвы были услышаны? Теперь только вперед. Это жестокий бог: либо вперед, рядом с ним, либо одна, но в землю. В землю я не торопилась. И под пеленой страха и обывательской зашоренности, где-то в своей подгнившей сердцевине, я любила своего бога. Бога страшных сказок.

Вечером я поговорила с Женей. Подруга подумала, что я разговариваю так вяло, потому что безобразно напилась на своем светском рауте и уже почти сутки маюсь жестким похмельем. Разговор уложился в две минуты и завершился обещанием созвониться на днях.

Сказочник остался доволен. По крайней мере, немедленному уничтожению я не подлежала.

Он сел рядом со мной на диван.

– Я нравлюсь тебе, малышка. – Это был явно не вопрос. Сказочник лишь констатировал очевидный для него факт. – Нравлюсь, несмотря на все, чему ты оказалась невольным свидетелем. Складывается впечатление, что ты была к этому готова. Как же такое могло быть?

Он с интересом наблюдал за тем, как я отреагирую, что скажу.

Я ответила вопросом на вопрос.

– Вы все свои произведения подписываете Сказочник В. Ю.?

– Вот оно что, – он запрокинул голову и рассмеялся, – узнала про Масонова? Не стану отрицать. Работы мои. Но это известно очень узкому кругу лиц. Кто тебе рассказал?

– Я не знала об этом, не была уверена. Прочитала случайно.

– Умница. – Он прикрыл золотистые глаза на мгновенье и одобрительно хмыкнул. – И что же, ты решила, что я психически больной, или наркоман, или маньяк, или все вместе? – Он улыбался.

Я просто кивнула.

– И сейчас тебе кажется, малышка, что два пункта из трех как минимум ты угадала?

Казалось, я его забавляла. Но надо было присмотреться к нему внимательнее. Можно ли не отвечать? Я читаю его намерения по мимике. Стараюсь предсказать, как изменится его настроение. Говорить ему неугодные вещи нельзя, но и лгать я тоже не могу. Он поймет, и, можно не сомневаться, я об этом пожалею.