К тому же ещё выяснилось, что за Лемиром то и дело прилетает какой-то крылатый жеребёнок. Сначала об этом проведали любопытные одноклассники, а когда от них узнали и взрослые, было решено принять неотложные меры. Стоило Пегасёнку прилететь на ту опушку, где они встречались с Лемиром, как из засады выскакивал дежурный школьно-родительский патруль.

– Кыш! Кыш! Кыш! – кричали они, крутили оглушающие трещотки и размахивали вениками и швабрами. – Кыш! Кыш! Не мешай урокам! Не мешай обычной жизни!..

Словно знали, что Пегасёнок не переносит шума, крика и дурацких телодвижений.

Пришлось Лемиру с жеребёнком каждый раз придумывать новые места для встречи, чтобы спастись от заботливой охраны. Это было нелегко, но ведь не могли же они не встречаться!..


Шло время, и Пегасёнок стал замечать, что ему всё труднее летать с Лемиром. А мальчику как раз хотелось летать всё чаще и всё дальше. И настал день, когда он пересел на Пегаса. Да-да, он почувствовал, что стал поэтом, и даже его бывшие школьные учителя теперь признали это и гордились тем, как замечательно они подготовили своего талантливого ученика.

Кстати, Пегас, когда на него садился Лемир, мог отдохнуть от седла. Этот поэт не нуждался в удобном сиденье и в стременах. Он умел сливаться с крылатым конём, становясь одним существом с ним и оставаясь бесстрашным, в какие бы глубины Тайны они ни залетали. Довелось ему увидеть и полёт дивной Афиты – недосягаемой, как сама Свобода.

Что же до Пегасёнка, он не хотел вырастать. И поэтому по-прежнему оставался жеребёнком. Ведь у вольных крылатых лошадей это зависит исключительно от их желания. Он не просто так принял это решение. Снова и снова прилетал он к тем, кто лёгок, мечтателен и смел, но слишком юн для полётов на безудержном Пегасе. Каждый мальчишка, каждая девчонка, которым удавалось побывать там, куда мог донести их Пегасёнок, уже никогда в жизни не могли забыть об открывшихся им необозримых просторах. О тех удивительных краях, которые ещё больше отличаются от обычного неба, чем небо от земли.

Полёты без седла

Ребёнку гораздо ближе словесное творчество, чем может показаться кому-то из взрослых. Ведь совсем недавно ему довелось проделать колоссальную лингвистическую работу по освоению родного языка, устной речи с нуля до уровня «владею свободно». Тот, кто вёл родительский дневник, знает, сколько великолепных неологизмов, оригинальных фраз, неожиданных сравнений изрекает малыш после того, как начал говорить.

Чаще всего этим его словотворческие возможности не ограничиваются. Если быть достаточно внимательным, окажется, что ребёнок предпринимает и настоящие литературные усилия. Он бормочет про себя какие-то свои стишки без размера и рифмы (во взрослой поэзии это называется верлибром), напевает странные песенки, сочиняет какие-то крошечные чудаковатые истории. Увы, редко кто обращает внимание на это, ободряет и поддерживает малыша, порхающего на своём маленьком Пегасёнке без седла и правил. Потом он взрослеет, его словесные эксперименты, оставшиеся невостребованными, иссякают, а дождаться взрослого Пегаса удаётся лишь немногим. Но Пегасёнок существует! В этом сказка совершенно правдива. Хотя о повадках его можно, естественно, спорить.

Сказочное посредничество

Не всегда само собой случается так, что сказка в точности подходит ребёнку или детям, которым мы её читаем. Но всегда во власти того, кто её читает, – помочь воспринять её именно тем детям, которые рядом с ним. Усилить внимание к важным для них вещам и оставить в тени менее значимое. Дать высказаться о том, что им хорошо понятно и знакомо, или сделать паузу для пояснения того, что может вызвать затруденение.