– О какой радости ты говоришь? – кричала ему Пустота. – Птицы лишь подчиняются твоим правилам да поют тебе Песни. Но внутри… Там, внутри у них бездна! И это моя бездна! И ничто, дорогой мой ровня, не способно заполнить мою бездну. Ошиблись мы с Тьмой, когда создавали их, но так прекрасны и трепетны были они… Думала я, что с тобой они не узнают о себе правды, но и здесь ошиблась. Верни мне детей моих!

Разозлился Король Солнце на дерзкие слова Пустоты и прогнал её из Королевства своего. Как смеет она говорить, что Свет его не способен всё исцелить и наполнить? А Тьма больше не смотрела из своих теней.

И той Ночью, что пришла следом за Пустотой, проснулась стая от Великого голода.

– Нам нельзя, милая семья, – говорил один из братьев. – Нельзя нарушать указ Короля.

– Но что делать, если свет ничего не оставляет внутри? – вопрошала одна из сестёр. – Как нам быть?

– Они пахнут так сладко, – вёл длинным носом другой из птичьих братьев. – И я помню их вкус!

– Все мы помним, милый брат, – говорил один из братьев. – Но как же указ…

– Наша матушка пожелала забрать нас, а он ей не позволил! – вдруг заговорила другая из сестёр.

– И что же? – спрашивали остальные наперебой. – Что же нам делать? Что же делать?

– Поедать! – тот самый птичий брат, что когда-то нашёл упавший плод, сорвал бьющееся Сердце с ветки.

Замерла стая, следя глазами, как спелый сок течёт по его рукам, окрашивая их темнотой. Брат их поднял плод над головой, раскрыл полный острых зубов рот и поймал сладкую каплю языком, издав полный удовольствия клёкот.

И кинулась стая к Сердечному Древу. Стала срывать плоды, рвать их плоть зубами и поедать, поедать, поедать, пока все ветви не опустели. Руки и губы их были черны от сока, глаза горели огнём Сердечной любви. Утирали они пальцами рты, понимая, что всё ещё голодны. Так вкусна была Сердечная плоть, так сладка была неведомая Любовь.

– Ещё! – кричали птичьи братья.

– Ещё! – отзывались им сёстры.

Покинула стая королевский сад. Поднялись они в небесную гладь и смотрели на спящий Подсолнечный мир. Чуяли аромат Сердечных плодов, но было Древо пустым.

– Где? – кричала Птичья стая. – Где же? Где?

И поняли Птицы, что в людской груди хранятся Сердечные плоды. Те же жаркие, полные Любви Сердца. Их лишь нужно сорвать – вырвать из под ветвей рёбер, и вкушать, наслаждаясь каждой каплей.

Спустились они в деревню ближнюю, что спала тихим сном своим, и запели новую Песнь. Голодную Песнь, что рвалась из них жаждой к Сердечной Любви.

Те, кто слышат нас

Те, кто узнает нас

Те полюбят нас

И всего себя

Все они

Все они

Отдадут нам

Все они

Все они

И умрут за нас

Все они

Все они

Просыпались люди от чарующих голосов, корчась от невыносимой пытки. Выбегали они на улицы, раздирая свою грудь и отдавая Сердца. Вкус тех Сердец был горек от боли и ужаса, но приятен, что и плоды Сердечного Древа.

Затихла Птичья Песнь. Опустела от жизни деревня. Устлана была вся земля телами с проломленными грудными клетками и лица их были полны безумного страха. Утолила голод свой стая, но ужаснулась тому, что натворила.

И пришли к ним Тьма и Пустота, обняли и заговорили так, словно баюкали колыбель:

– Вам нельзя возвращаться назад, дети. Король Солнце не знает пощады, а простить ваши деяния сможет не каждый. Быть может однажды всё изменится. Но не сейчас.

– Что же делать нам? Как нам быть? – плакали Птицы.

Укрыла Пустота стаю одеждами своими.

– Не вернётесь вы больше в Королевский сад, – говорила она им. – Отныне будете вы жить в чаще Старого Леса.

Гладила Пустота их почерневшие от крови руки.

– И только те, кто заблудится в том Лесу, будут слышать Песни ваши, – продолжала она. – А я постараюсь сделать так, чтобы Король Солнце никогда не нашёл вас.