Бывшие же «дембеля» становились «цивильными» и являлись априори неприкасаемой кастой, к которой даже офицеры не имели вопросов. Для них служба «де-юре» заканчивалась, и они дожидались, когда их «де-факто» уволят в запас.

И если «дембелей» и «дедушек» били шутя и милостиво по одному разу, чисто символически, то на «духах-черепах» отрывались все. После подобных экзекуций сидеть и лежать на спине было невозможно дней десять. Ягодицы превращались в сплошное сине-бурое месиво с черными отпечатками пятиконечных звезд, украшавших армейские бляхи.

Обычно после окончания «Перевода» давали импровизированный концерт. Бойцы удивляли своих товарищей как могли: кто-то глотал огонь, кто-то выкручивал суставы, кто то плевал в потолок на меткость, кто-то с высоты второго спального этажа струей мочи мог попасть в обычную трехлитровую банку и не пролить ни капли, кто-то жрал гуталин, кто-то одним духом выпивал бутылку тройного одеколона.

Обычно в эту ночь активизировались мастера-татуировщики и набивали на солдатские тела какие-то каббалистические знаки. Большей частью сюжеты были незамысловаты. Либо группа крови, либо эмблема ГСВГ, либо какая-нибудь художественная заготовка в соответствии с требованиями заказчика и соответствующая техническому уровню подготовки мастера: оскал тигра, кобра в боевой позиции, скорпион или танк в разных ракурсах. Фантазия солдатская была в этом отношении достаточно консервативна.

Набивали рисунки обычной швейной иглой, обмотанной четырьмя спичками, окуная эту конструкцию в черную тушь.

Творческая часть праздника не обошла стороной и Володьку. Узнав о его принадлежности к славному цеху балалаечников, дембеля раздобыли где-то старую гитару и составили список песен, мелодии к которым он должен был разучить.

Первым пунктом стояла песня Александра Барыкина «Я буду долго гнать велосипед», затем – «Лаванда» Софии Ротару, «Утки» Александра Розенбаума, «Ер ин зе ами нау» группы «Генезис» (хит 1987 года), «Трава у дома» группа «Земляне», ну и песенка «Бременских музыкантов». Были и другие заказы.

Однако больше всех беспокоил Володьку татарин Батыр Нургулиев, который еще неделю назад в цеху, как следует приложив его кулаком в ухо, произнес привычную фразу: «Я маму твою ебал, москвич!»

Далее же продолжил:

– Если, блядь, не сыграешь мне татарскую народную песню «Эх сез матур кызлар», я лично тебе очко порву. Понял, череп ебаный?

– Так напой хоть… – со слабой надеждой проблеял Вован-ботан, но, еще раз получив в ухо, заткнулся.

С этой просьбой он дважды обращался к татарам, служившим в его подразделении, но каждый раз нарывался на ответ: «Я маму твою ебал, москвич хуев!».

И продолжался праздник, и лились песни, и наливался алкоголем Батыр Нургулиев, уже трижды ходивший рыгать в поддон для мытья ног, но каждый раз твердо возвращавшийся на своих слегка кривоватых, сухощавых ходилках, торчавших из синих вылинявших трусов.

– А теперь «Эх сез матур кызлар!» – заорал он, дико засвистев, перекрывая пьяное: «А утки уже летят высоко…», которое звучало в пятый раз за вечер. – Давай, ботан! Ты чё, не понял? Ты чё, чмо, русского языка нэ понимаэш? Давай «Эх сез матур кызлар» играй!

И тут же запел по-татарски:

Володя изо всех сил старался подобрать аккорды и нащупать ритм. Но пальцы, огрубевшие от тяжелой работы, таскания гусеничных траков, мытья гор посуды в нарядах по кухне, плохо слушались. Да к тому же играл он стоя, перекинув гитару через плечо на тоненькой веревочке. Сесть не мог ввиду онемевшей от избиения задницы, одно прикосновение к которой вызывало судорогу во всем теле.