Не для забавы, не для славы,
Из памяти чтоб не стереть.
И будет песня Окуджавы
На фоне Пушкина звенеть.
А среди опер лучших самых
Никак без пушкинских стихов:
«Онегин», «Пиковая дама»,
«Дубровский» или «Годунов».
И рукоплещут залы снова.
Чайковский, Мусоргский, Кюи
Связали музыку и слово,
Чтоб легче мы понять могли
Всю силу русского поэта,
Всю ширь родного языка,
Так солнце пушкинского света
Нас согревает сквозь века.
…Погода лето вдаль уносит,
И близок хлад ненастных дней.
Приходит болдинская осень
И вдохновение вместе с ней.
Считают годы нам кукушки,
Стихов полно, не перечесть.
Но на вопрос: «А был ли Пушкин?»
Ответит каждый: «Был и есть!»

Болдинская трагедия

Елена Репина


Она пришла к нему под утро.

Лёгкая, свежая, воздушная.

– Как ты тут без меня? – насмешливо спросила она, скользнув под одеяло к нему на грудь.

Он чуть не задохнулся от счастья. Он обожал эти моменты – когда она приходила. Она это делала всегда внезапно, и ВСЕГДА после этого начиналось ЕГО время.

Он вскочил, быстро умылся, оделся, позавтракал и вновь устроился на диване… теперь уже с пером и пачкой бумаги.

– Я ждал тебя! Я жду тебя каждый миг своей жизни! – восторженно шептал он, и образы, нестройно роящиеся в голове, стали обретать черты и формы.

Она, смеясь, осыпала его этим сверкающим фонтаном. Он ловил их брызги – иногда в наспех сделанном наброске, иногда в строке – пытаясь зафиксировать эти видения на бумаге, чтобы они вновь не улетели в другой мир. Иногда образы из его головы перетекали на бумагу, иногда его пером водила она, и он всегда жаждал именно этих моментов. Такие рифмы получались лучше всего!

Потрудились они на славу. Уставшие и счастливые – Он и Она – разметались на диване, и начался самый сложный разговор в его жизни. Он знал, что этого не избежать.

– Говорят, ты собираешься жениться, – нарочито равнодушно спросила она. Даже не спросила, а проговорила, как факт но сомнительного содержания.

– Ты просто её не видела! Она божественна! Она красавица! Она – первая красавица, я – первый поэт, мы будем прекрасной парой! – стал сбивчиво оправдываться он в ответ.

– Красавица! – слишком громко, даже несколько вульгарно расхохоталась она в ответ. – «Гений чистой красоты»! Да ты так про каждую говорил! Жениться-то зачем?

– Тут другое, – упрямо опустив голову, сказал он. Разговор приобрёл направление, из которого пути назад нет.

– Вот что скажу тебе, мой дорогой, – её голос стал похож на сталь. Он разрезал воздух так беспощадно, что ему страшно было дышать. – Ты – поэт, и ОБЯЗАН служить Музе. Выбирай – или Я, или Она.

Он молчал. Так, в размолвке, они и заснули.

Когда первый луч солнца упал на подушку, она проснулась и засмотрелась на его лицо. Как она любила играть его кудрями, любила смотреть, как вспыхивает творческий огонёк в его ганнибаловских глазах.

– Я помогу тебе сделать правильный выбор, – прошептала одними губами она, нежно водя кончиком пальца по смуглой коже его лица. – Я дам нам… Три месяца. Три месяца мы будем вместе – только Ты и Я. Я договорюсь с Роком. Я покажу тебе, на что я способна. На что МЫ способны! Такого в твоей жизни не было никогда! Я осыплю тебя такими дарами, что ты поймёшь, что мы созданы друг для друга! И ты передумаешь!


Утром он выглядел несколько поникшим, виноватым, но ничего не говорил.

Блестящая, сияющая, она сидела напротив за столом и улыбалась. Разговор начала она:

– Я хочу сделать тебе подарок!

– Подарок? – он с любопытством смотрел в её прекрасное лицо.

– Да. Ты будешь писать… ПРОЗУ!

– Я?! Прозу?! Я – великий поэт России?! Я не смогу! – с возмущением отодвинул он от себя пачку бумаги.