– Так что же им, сирым, делать? Одними матюками Отечество оборонять, как при царе Горохе? – жалобно спросил брат Кузьма.

– Нет, на одних матюках долго не продержатся, – согласился Владимир Иванович. – Сами знаете, каков мой крест, труд мой многолетний, которому не вижу пока конца. По крупице собираю силу Слова в «Толковый словарь живого великорусского языка». Из этого арсенала всякий, кто не лишён дара Слова, сможет брать… Продержатся. А там, приведет Господь, и новое солнце русской словесности народится. Может, уже народилось – пробует сейчас своё перо какой-нибудь талантливый юноша…

– Не может быть второго Солнца, самое большее, на что можно надеяться – луна, – ревниво фыркнула сестра Елизавета, обожательница брата Александра. – Сами видите, в какую тьму погружено наше общество. Напишет вам какой-нибудь спившийся картёжник про душегуба с топором под мышкой, а вы скажете – ах, какое великое Слово…

– Да где ж вы, барынька, видели, чтоб топор под мышкой носили? – съязвил Кузьма. – За поясом носят топор-то.

– Не время ссориться, братья и сёстры, – сурово остановил их Владимир Иванович. – В Чёрном море коварный осман угрожает русскому флоту. Отечество наше в опасности. Наш долг – помочь русскому оружию. И помните – у противника тоже есть Слово. Но наше Слово – крепче! Давайте вместе, братья и сёстры. Готовы? Начали!

– «Ой да на чистом поле горюшко садилося, да само тут злодейство восхвалялося», – вывела сестра Ираида. У Владимира Ивановича похолодело в затылке – как всегда от страшной стихийной силы, заключённой в этом заунывном старушечьем вопле.

– «Тарас был один из числа коренных, старых полковников: весь был он создан для бранной тревоги и отличался грубой прямотой своего нрава», – вступил брат Николай.

– «Гляжу, как безумный, на чёрную шаль, и хладную душу терзает печаль», – подхватила сестра Елизавета.

– …! …! …! – словно гвозди заколачивал крепкие слова Кузьма.

– «ЕРИХОНИТЬСЯ – то же что хорохориться, ерепениться, важничать, ломаться, упрямиться», – нараспев начал Владимир Иванович.

Невообразимо далеко от Нижнего Новгорода адмирал Павел Степанович Нахимов вглядывался сквозь сплошную пелену дождя в очертания турецкого берега.

А был ли Пушкин?..

Кирилл Савинов
Писать про Пушкина так странно
И несказанно тяжело.
Ведь все поэты непрестанно
Равнение держат на него.
Судьба поэта – лишь мгновение,
В котором осени печаль,
Любовь и робкие сомнения,
Манящая дороги даль.
Среди бессонницы полночной
К заре далёкой по пути
У Пушкина рождались строчки,
Чтобы в бессмертие уйти.
Когда-то раньше мне казалось,
Писал он просто, без затей,
Но у поэта получалось
Глаголом жечь сердца людей.
Среди его стихов и прозы
Такой фантазии простор —
На очевидные вопросы
Ответы ищут до сих пор.
К примеру, чеховская Маша
Одно всё время говорит:
«Где это Лукоморье ваше?
И где зелёный дуб стоит?»
В Москву, к мечте своей стремится,
Ирина с Ольгой вторят в том.
А три сестры – как три девицы,
Что пряли тихо под окном.
Стихи ложились на бумагу,
Сквозь пустоту и полумрак.
В тетрадки Юрия Живаго
Записывал их Пастернак.
О пушкинском стихосложении
Немало проведя бесед,
Искал в поэзии спасения
Несчастный доктор много лет.
Придумал Пушкин чудо-остров
Под странным именем Буян,
Добраться до него не просто,
Да будь он трижды окаян.
Богатырей не видно в латах,
Гвидон не правит им давно,
Однако Леонид Филатов
Про остров вспомнил всё равно.
Его Федот-стрелец отважный,
В моря отправленный ходить
Царём своим, нашёл однажды
Там То, чего не может быть.
Семья приезжая в столице,
Гуляя в полдень по Тверской,
На фоне Пушкина стремится
Запечатлеть себя с Москвой.