Однажды даже чуть не удался побег у Антиоха, когда через речку переправлялись, да только воины были тренированные, вовремя поймали своего пленника, пообещали ноги ему связать, если ещё раз попытается убежать.

И вот, спустя много дней пути, прибыли они наконец к царю Тиритаю, вручили ему ларец сандалового дерева, и Антиоха перед ним поставили.

Открыл царь ларец, ожерелье вынул, заблестели на солнце рубиновые подвески, бросили во все стороны красные блики, ахнули все присутствующие от восторга.

«Великий мастер ты, – сказал Тиритай, обращаясь к Антиоху. – Такую красоту сотворил, коей мне допрежь видеть не случалось ни разу. Оставайся у меня работать, делай для меня украшения, для моих дочерей. Я тебя не обижу, знатно награжу!»

«Коли приглашаешь ты меня к себе, так зачем твои воины меня в ночи подняли и с собой увели помимо моей воли? – недобро усмехнулся Антиох и плечами повёл. – А коли в полон меня взяли, так работать я не смогу, птица не поёт в неволе!»

Нахмурился Тиритай, да в этот момент к нему дочь подошла младшая, Арга, чернокосая, ясноглазая.

«Какая красота! – воскликнула, увидев драгоценные украшения. – Жаль, браслеты мне широковаты, да калаф великоват.»

«Так и сделаны они не для тебя, красавица, – поклонился ей Антиох. -Для тебя я бы по другому их сделал!»

«Решено, – стукнул посохом Тиритай. – Сделаешь для моей Арги убор головной, да ожерелье, да всё, что она попросит. Золото и камни драгоценные я тебе дам!»

И проводили Антиоха в мастерскую, окружённую забором. Да воинов около калитки приставили.

А Тиритай показал Арпоксаю, сыну своему, украшения.


«Как думаешь, – спрашивает. – Дочери царя заморского хороший будет подарок?»

Взял Арпоксай в руки ожерелье, а оно ему теплом отозвалось. И привиделось ему, будто стоит напротив него девушка в ожерелье этом, в головному уборе калафе, и волосы чёрные волнистые по плечам рассыпаны, и смеётся она, и зубы белые у неё, и глаза блестящие.

«Нет, не надо отдавать его за море, – ответил Арпоксай отцу. – Не подойдёт оно заморской царевне.»

Тиритай удивился. А потом взял и рассказал сыну, что договорился он с заморским царём, что дети их поженятся.

Осерчал Арпоксай, мол, почему у меня не спросил, желаю ли я брать в жёны заморскую царевну?

Тиритай посохом в землю стукнул, брови грозно нахмурил:

«Не след тебе мне перечить! Я твой отец, я царь! Я так решил, и так будет!»

Ушёл Арпоксай, унёс с собой ларец с драгоценностями, и всё думает о той, кто носила все эти украшения.

И решил пойти к золотых дел мастеру, что делал украшения эти, к Антиоху.

Зашёл в мастерскую, и стоит, не знает, что спрашивать, как разговор вести.

«Отойди от света,» – сказал Антиох, не отрываясь от работы.

Арпоксай от двери отошёл, на лавку присел.

«Скажи мне, мастер, кто носил ожерелье это? Какая дева?»

Ничего не сказал Антиох, только вздохнул.

А Арпоксай не отстаёт.

«Не хочу, – говорит. – Отдавать эту красоту заморской царевне. Всё видится мне, будто девушка с волосами вьющимися, стоит в этом уборе, и краше неё нет никого!»

Опять вздохнул Антиох, а потом сказал:

«Сестра то моя, Танаис. Да, красива она сама по себе. А в этих украшения, с этим ожерельем, серьгами, которые с калафа вниз спускаются, просто царица, да и только! И вот тот кинжал, что ты на пояс нацепил, тоже она украшала. Мастерица она у нас… Искуснее во всей Русколани не сыскать!»


Посмотрел внимательно Арпоксай на кинжал. Помнится, когда выбирал оружие для себя, сразу на этот кинжал внимание обратил. И на то, что ножны украшены затейливой вязью, и на зверей разных золотых, скачущих по чехлу, и на то, какая ручка у кинжала удобная и красивая.