Так Малаше понравилась музыка! А ещё больше понравилось, как встречают артистов. Вот и задумала она такую же славу снискать – податься в музыканты. А чтобы не скучно было, решила и Дуняшу прихватить.

– Пойдём, Дуняша, учиться на музыкантов, – предложила Малаша. – Вон дед Тихон – знатный гусляр. Он нас всему и научит.

– А что? Петь я люблю, да и когда Петруша в свой пастуший рожок трубит, прямо голову теряю. Давай, Малаша, музыкальной грамоте обучаться.

Дед Тихон сидит на лавке возле печки, лысину чешет да гусли перебирает – музыку сочиняет, готовится к свадебному разгуляю. Кузнецова дочь завтра замуж выходит, а музыки, чтобы под неё гостям подраться, ещё не придумано.

– Добрый день, дедушка Тихон. А мы к тебе. Возьми нас музыкальной грамоте обучаться, – говорит Дуняша.

– Возьму. Как не взять?

Начал дед Тихон с азов – сказывал, что за инструмент гусли, какого обращения требует, почему греческая лира и в подмётки гуслям не годится. Где-то на сказе о том, как из конского волоса делают струны для гуслей, сон к Малаше вернулся. Да ещё как громко – с тромбонным храпом. Хорошо ещё дед Тихон глуховат на левое ухо, хоть слухом и чуток.

Вскочила Малаша от мученического крика петуха. Глазами хлопает, не поймёт спросонья, что случилось и кто так бедную птицу мучает. Огляделась – так это дед Тихон петухом заливается. Потом он нахмурился, вдохнул глубоко и давай мычать. Малаша подумала, что совсем, чего доброго, сбрендил дед, пора за бабкой Аксиньей посылать, хоть она и повитуха. Тут уж выбирать не приходится. Правда, потом выяснилось, что это дед Тихон так сольфеджио преподаёт.

По пути домой Малаша спрашивает:

– Ну что, Дуняша, научились мы на гуслях играть?

– Что ты, Малашенька, не так скоро. Авось к осени какую мелодию и разучим.

После таких слов Малаше музыкантом быть перехотелось. Больно долго учиться надобно.

Долго ли, коротко ли, а лето красное пролетело. Отгремели сенокосы, поспели рыжие тыквы, румяные яблоки, гигантские репы. На носу – праздник сбора урожая. Все девицы готовятся: плетут венки из осенних листьев, шьют нарядные сарафаны, славные песни разучивают.

Приходит на праздник Малаша. На голове венок из дубовых листьев, сарафан новёхонький, третьего дня матушкой на базаре купленный. Так хороша, что все ахнули.

Приходит на праздник Василиса. На голове ивовый веночек, сарафан расшит гроздьями рябины и наливными яблочками. Так хороша, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Приходит на праздник Дуняша. На голове венок из кленовых листьев, а на сарафане играет медовыми красками осень. Да так искусно вышиты золотые рощи с листопадами и сентябрьское небо с паутинками! Краше Дуняши не сыщешь на свете.

Все диву дались, а пастушок Петруша чуть рожок не выронил. Да только Дуняша не растерялась – взяла гусли и давай играть, плывёт пальцами по струнам, а музыка будто парит в воздухе. Слушают все и не шелохнутся. Даже дышать боятся, чтобы не испортить лишним звуком эту красоту. Кончила Дуняша играть. Народ захлопал в ладоши что есть мочи.

Пастушок Петруша теребит пальцами рожок, подходит к Дуняше и говорит:

– Красна девица Дуняша свет Васильевна, покорила ты сердце моё молодецкое. Будь моей женой.

Щёки у Дуняши зардели, как шляпки у сыроежек.

– Я согласна, Петруша, – говорит.

И уже дед Тихон пошёл было к свадебному разгуляю новую музыку сочинять, так Малаша как зарычит:

– Так нечестно! Почему это у Дуньки всё получается? И пироги она печёт такие, что ум отъешь, и вышивать мастерица, и на гуслях играет – заслушаешься, и женихи у неё водятся. А у меня – ничего. Хны-хны-хны…