Бойтесь своих желаний. Будьте внимательны при их формулировке. Неверно произнесенные, они грозят наказанием.

Ираида Львовна спустилась к Лиде, чтобы поздравить ту с Новым Годом и под эту дудку как-то попытаться убедить и ее, и главное, себя в том, что в смерти Светы нет Ираидиной вины. Она не виновата, она просто делала ремонт, просто жила, просто слушала музыку – ну, как все. Но не получилось. Что ж, хорошо. Пусть Лида вылечится. Не надо, чтобы она кашляла на нее, Ираиду. Она не хочет болеть, она хочет пожить подольше. Она не будет беспокоить Лиду. Впереди Рождество, православное. Лида, наверное, еще будет здесь. Тогда Ираида Львовна возьмет что-нибудь вкусное, какой-нибудь ликер из старых запасов, и спустится к ней сама в ночь на Рождество. И скажет, что она была бы счастлива увидеть Свету и извиниться перед ней.

Лида ее поймет.

И простит.

В этом она уверена.

Новогодняя ночь выдалась столь бурной, что Зоя едва не забыла напрочь, что должна забрать Алевтину из больницы. Еле-еле собрав себя в кучу, она дотащилась до ванной комнаты. Продолжая зевать и потягиваться, наполнила до краев белую глубокую чашу на гнутых ножках и с облегченным вздохом рухнула в горячую воду – там айсбергами высилась пена, и пахло корочкой чуть подгорелого лимонного пирога. Костик-Ромик-Роман ушел, когда не было еще семи утра. Он жил с престарелой матерью, та была слаба и ногами, и глазами. Днем к ней забегала по нескольку раз соседка, которой Роман приплачивал за помощь, а ночью, если он был на дежурстве или с Зоей, соседка по его просьбе давала старухе снотворное, правда, совсем чуть-чуть, только, чтобы она не проснулась в ночи и не перепугалась, поняв, что одна дома. В обычные дни Роман позволял себе такие отлучки раз или два в неделю. Соседка была только счастлива приработку, тем более он не скупился и часто приносил что-то еще «сверх программы» – те же продукты, к примеру, но Новый Год не то время, чтобы отрывать людей от их собственных семей ради прислуживания в чужих. И в это утро ее возлюбленный повел себя как настоящий мужчина – расцеловав ее сонную на прощание, он тихо оделся и выскользнул из квартиры. Входная дверь негромко щелкнула: один из замков был устроен, чтобы дверь можно было запереть без ключа.

Зоя, наполовину разбуженная, доплелась до двери, заперла ее на огромную кованую задвижку – из тех, что можно выломать только вместе со стеной, и вновь улеглась в кровать. Заснула она моментально и проснулась далеко за полдень, уже около часа дня.

Ванна, кофе, два почти прозрачных ломтика сырокопченой колбасы – есть не хотелось совсем – и она была готова к подвигам. Времени у нее было «миллион до неба», как говорила Лиса Алиса в старом детском фильме, и Зоя могла делать теперь, что угодно, однакож делать все нужно было медленно и постепенно, периодически консультируясь, на что намекали последние фразы Бланшара, точнее, не намекали, а прямо-таки указывали пальцем. Что ж, она не против. Жизнь периодически надо менять, встряхивать как белье на ветру, иначе придет момент, и ты сам надоешь ей до чертиков, и она встряхнет тебя, как то белье, и ты слетишь – с веревок, катушек, с путей-проводов, и тогда хана тебе, бедолага! Так лучше самому проявить инициативу; когда сам – тогда и точки приложения тебе известны, и контролировать последствия гораздо легче. Ну, и эффект неожиданности пропадает – а он порой страшнее пистолета.

Кстати, о неожиданности. Эта ее соседка, Лида, и ее носки! Ну вот, что Зое в голову взбрело к ней прицепиться? Ведь не общались никогда толком, и не виделись, Бог знает, сколько. То, что Лида хорошо и быстро вяжет, в том числе все эти лечебные штучки-дрючки, Зоя знала всегда, да и Катя слегла уже не первый день. И вот ведь штука, пока была возможность беспрепятственно все делать – даже в ту сторону и не думала, а как запретили-усложнили, так сразу вспомнила! Вот он – человек. Все наперекор! Не приказывайте, я лучше знаю.