– Наконец-то вы очнулись, – произнесла она мягким грудным голосом.
– Я очнулся? А я думал, это на меня упала луна…
– Луна? Интересно. Вы не помните? Вчера на вас напали, сильно побили, вы и потеряли память.
– Да? Не помню. Совсем ничего.
– Это бывает. Доктор говорит, скоро пройдёт.
– Доктор?
– Ну да, доктор Абрикосов. Вы же в больнице.
– А почему не дома?
– Доктор хотел понаблюдать за вами. Хоть батюшка ваш порывался вас забрать домой. Представляете, он говорит, это не случайное ограбление, а месть вам за спасение картины и помощь в задержании вора – это правда? Вы задержали вора?! Какой же вы герой!
Вдруг накатила тошнота, голос её стал глуше и совсем пропал. Я забылся.
Теперь, открывая глаза, я делал это с нетерпением, в надежде увидеть её, Софию. Её умные и добрые глаза, то ли голубые, то ли зеленоватые, смотрели спокойно и светло, что ли. Она вообще вся была светлой – не по цвету, волосы у неё были русые с рыжим оттенком – а, казалось, она с собой несла свет, особенно, когда улыбалась. Меня это словно завораживало… Иногда вместо её милого лица надо мной склонялась ведьмина физиономия бабки Анисьи, но тем радостнее было, когда рядом оказывалась Софья. Мы стали больше и больше разговаривать. Она, казалось, читала всё, что было напечатано по-русски и по-французски.
Я как-то спросил у неё, почему меня не отправляют домой. Оказалось, батюшка уехал по делам с Бокаром в Петербург, так что решил, что будет лучше, если, как он выразился, за ним будет ухаживать милая заботливая девица, а не этот бездельник Тришка.
– Батюшка так сказал? Чем-то вы его покорили…
– Не знаю… Просто успокаивала его, когда он рыдал тут, пока вы не пришли в себя.
– Батюшка? Рыдал?! А я-то думал иногда, что он и не заметил бы, если бы меня вдруг не стало.
Как-то солнечным утром меня разбудили голоса. Занавеска колыхалась на ветру, соловей пел неистово. Незнакомый голос спросил:
– Сестра Анисья, а где эта молодая сестра? Она когда будет? – я прислушался и, кажется, едва не перестал дышать.
– А тебе что?
– Она добрая… Не то, что ты.
– Я тебе! Ишь, нашёл добрую… Не по твою душу девица.
– Это ещё почему? Я купец знатный.
– Яшка, тихо, больных разбудишь. А не по твою, потому что Софьюшка дворянских кровей…
– Да ну? Что же она здесь делает?
Бабка Анисья понизила голос, я едва слышал:
– Говорят люди, батюшку её, директора публичной библиотеки, оклеветали и обвинили в растрате. Вот она и пошла в больницу работать, чтобы, чем может, помочь отцу.
– Ого… А он что, не крал, что ли?
– Да что ты! Никто в это не верит, честнейший человек. Но деньги из библиотеки, выделенные на закупку новых книг, исчезли, а ключ только у него был.
Первый обед после моего возвращения домой затянулся. Батюшка был так рад, что без устали говорил и выпивал, а под конец и всплакнул. Я был тронут его добрыми словами, которых раньше слышать мне приходилось совсем мало. Перед послеобеденным сном батюшка, как обычно, зашёл ко мне. Не хотелось его расстраивать, по крайней мере, в этом, поэтому я прилёг поверх покрывала. Батюшка опять не смог сдержать слёз:
– Сынок… Ты прости меня, что так суров был всегда с тобой… Я уже подумал, приберёт тебя Господь – так страшно стало. А больше всего страшно оттого, что кто же тогда дело моё продолжит? Иван полоумный, что ли? Или Фёдор немощный? Ты моя надёжа и опора. Ну, спи, спи…
Слёзы выступили не только на его лице, но и на моём. Жалко стало его, такого всегда сильного, большого. А уж как стыдно… Да делать нечего. Прости, батюшка!
Я подождал немного и пошёл, крадучись, в кабинет, сжимая в руке ключ, который перед этим извлёк из кармана батюшкиного сюртука. Открыл его шкатулку, взял несколько пачек с деньгами…