Юхтай: Господи! Одной минуты

Не живёшь, жена, без врак!

Глупость – темь, брехливость – мрак!

Справедливости ради, нужно сделать оговорку, что среди непримиримых к женским сплетням славных посадским мужчин, встречались и такие, кто не уступал своим драгоценным супругам по части перемывания косточек здешним обывателям и с превеликим удовольствием любившим поговорить, посудачить за их спинами, раскладывая по полочкам недостойность поступка или образа жизни горожанина или горожанки. Однако у строгих блюстителей чужой морали всегда находилось сочувствие, понимание и оправдание неблаговидному, нечистоплотному действию, поступку или щекотливому, порой двусмысленному положению, если в него попадал их брат – мужчина. Сразу же находилось объяснение, что в столь неприятную ситуацию тот поймался исключительно по вине какой-нибудь женщины, подтолкнувший его на неправедный ложный шаг. К представительницам прекрасной половины рода человеческого эти замечательные посадцы были значительно строже и взыскательнее. Дед Кульбач так объяснял местную дискриминацию по половому признаку.

Кульбач: Мужичок гульнул – герой!

Баба – впору гнать скрозь строй

Да не палок, не бичей —

Осуждающих речей!

И у нас не заржавеет.

А молва потом развеет

Для кого-то оправданье,

Для кого-то – назиданье.

Последнее время под всеобщее негодующее осуждение попала Вильзаве́та – хозяйка гостиницы и небольшого трактирчика при нумерах. Дело в том, что чуть ли не пятидесятилетняя Ви́льза закрутила роман со своим работником Авдоном, возвысив деревенского парня из половых почти что в управляющие. И это при живом, хоть и обездвиженном болезнью муже!

Когда Авдон по приказу хозяйки приехал к сыновьям Миньши и Силовны, чтобы купить несколько досок для нужд гостиницы, держался он с владельцами лесопилки Евпатием и Епроном на равных. Братьям это не очень понравилось, и после его отбытия они не удержались от едкого злословия.

Епрон: Это Вильзин что ль Авдон?

Глянь, кем стал – мерси-с, пардон!

Явно метит в примаки.

Евпатий: Из лаптёшек в башмаки?

Вильза-то – стара, как мир!

Епрон: Но гостиница, трактир —

Сладкий вариант, конфетный.

Евпатий: Ну, тогда помрёт бездетный.

Той пора иметь внучат.

Заведёт мож байстрючат.

Епрон: Не успеет постареть!

Вильза может помереть —

Пост жены освободится.

А с деньгой он всем сгодится.

Вильза же не вечная,

Как дорога млечная.

Тут до Евпатия дошло, что они с братом уже успели и женить Авдона, и сделать его вдовцом, и опять женить, хотя пока ещё не овдовела и сама Вильзавета.

Евпатий: Вон чё, сделали вдовцом,

А вослед уже отцом.

Вильзин муж покуль не помер.

Епрон: Дак помрёт – известный номер!

Он ведь заживо гнет.

Евпатий: Смерть его по капле пьёт.

Сколь протянет – неизвестно.

Епрон: Те сейчас живут совместно

И особо не таятся.

Евпатий: Если Бога не боятся,

Чё им чьё-то осужденье?

Смерти ждут – как дня рожденья!

Прям с погоста под венец!

Епрон: Ну, Авдошка! Был птенец,

Да внезапно оперился.

Гляньте вам, приободрился!

Евпатий: Аж блестит от брильянтина.

Епрон: Он-то чё! Она – скотина!

Кто супругу изменяет?

Ну, гнет тот, ну, воняет —

Отвернись да не дыши.

При живом-то – не греши!

Евпатий: Этот шибко благовонный!

Погляди на вид евонный —

Раскрасавец, прям пижон.

Епрон: Ублажатель старых жён.

Оттого и не бедует:

Вон – живёт и в ус не дует!

Позже, навещая родителей, Епрон рассказал, каким дутым щёголем, каким разряженным павлином появился нонче Авдон у них на лесопилке. Чопорная Силовна была вне себя от такого показного бесстыдства.

Силовна: Вильза – тварь стервозная,

Сучка, тля навозная!

Мужа в тряпку превратила

И Авдошку совратила.

Тут вмешался Миней, доказав, что не все мужчины думают одинаково и, хоть с оговоркой, но оправдывают мужские шалости. Оказывается, у некоторых порядочность и брезгливость пересиливала монолитную мужскую солидарность.