Внутренне небезупречен.

Боль и в старости больна.

Не испить ли нам, жена,

Чаю с мёдом, с каймачком.

Силовна: Ну а чё торчать торчком?

Представленье отыграли.

Хоть не знаем, чё орали,

Дак какая нам нужда?

Энто ихня вражда.

Миньша: Ясно дело! Хата с края!

С любопытства-то сгорая,

Можно душу опалить.

Тот костёр уж не залить!

Миньша вошёл в дом, чтобы распорядиться насчёт чая. Силовна осталась на крылечке в надежде увидеть ещё что-нибудь стоящее. Еросим тоже поднялся и отправился к сыновьям в подмогу.

Силовна: Во, Ерось покинул пост.

Покинувший пост Еросим, сокрушённо качая головой, прошёл на свою террасу.

Еросим: Битый час, как псу под хвост.

Те скандалят, не спеша,

Тут – дела, горит душа!

Дед щас – хлоп и на кровать!

Мне ж товар упаковать.

Если всё ладком лежит,

Не гремит, не дребезжит,

Довезётся в целости.

А при неумелости

Аль при спешке да галопом,

Снарядившись остолопом,

Лишь осколки довезёшь.

Локоток кому сгрызёшь?

Выгода обещана.

Скол, щербинка, трещина

Продырявят кошелёк.

А до места путь далёк!

Ну, хоть те угомонились!

Мы-то с ними уж сроднились,

Потому их жаль до слёз.

Дед от старости белёс,

Но такое вытворяет!

Бабка где-то день шныряет,

А сойдутся – рать на рать!

Нам же – время даром трать!

Затянувшаяся ссора Кульбачей вдруг представилась гончару миниатюрной моделью, демонстрирующей саму сущность долгой супружеской жизни этих двух безродных стариков. Казалось, что отсутствие детей и внуков делало их жизнь бесцельной, никчёмной, лишенной радости и смысла, а потому наполненной всякими взаимными неудовольствиями. Так, во всяком случае, представлялось многодетному Еросиму. Но разве можно было судить за это стариков? Нет! Только жалеть! Однако Еросим и знать не знал, что Кульбачи затевают ссоры не от собственной скуки, а исключительно для ублажения соседей. Сами они скучать и хандрить не умели, вернее научились разнообразить своё бытие и развлекать себя по собственному вкусу. Спровоцировав ссору, Кульбач нередко потом сам попрекал бабку, что та чересчур рьяно реагирует на невинные шутки, пугая соседей.

Кульбачиха: А терпеть такое можно?

Кульбач: Показушно всё и ложно.

А неправдошное чувство —

Как фальшивое искусство.

Поталантливей старайся.

Кульбачиха: Сам, смотри, не заиграйся!

Подцеплю щас на ухват!

Кульбач: Да, не бис и не виват!

Оставшись в одиночестве, Кульбач заметил любопытствующий взгляд соседки и покричал ей через улицу.

Кульбач: Как здоровье, Нила-Сила?

Всё узрела, всё вкусила?

Силовна: Ой, да больно было надо!

Тут у нас своя ограда.

Кульбач: Ниловна, следи зорчей,

Чё и как у Кульбачей.

Можешь чё-то пропустить —

И себя же не простить!

Рассердившись, Силовна поспешила скрыться в доме.

Оставшись один, Кульбач разразился длинным монологом, затем принял решение, что ему пора себя взбодрить, ибо разыгранный спектакль утомил старика.

Кульбач: Жизь идёт своим теченьем:

Развлеченье с огорченьем.

Ну-у, коль высший суд решён,

Приговор провозглашён:

Раем дед отринутый,

В ад навечно кинутый —

Это дело надо вспрыснуть,

Чтоб и вовсе не прокиснуть!

Чарка просится в десницу,

Раскудрит тя, рукавицу!

Нет препятствий больше деду.

Чарка ценится к обеду,

Как и ложка – вот в чём соль.

Тем красна моя юдоль.

Я изведал досконально.

Хоть, конечно, персонально

Каждый к этому придёт —

Понимание найдёт,

Постигая истин суть.

Коли нет – не обессудь!

Тут —дано аль не дано.

Если уж обойдено —

Лапки кверху и смирись!

Знать не надобно. Утрись!

Пусть старуха кóсится,

А душа-то просится.

Вот кто мой руководитель,

А не бабка – старый бдитель!

И Кульбач, прислушавшись к внутренним желаниям своего организма, поспешил к дому, припадая на повреждённую ногу.