Силовна: Нет, ты глянь! И смех, и грех!

Весь подол уж из прорех.

А смогла бы – исказнила!

Миньша: Пуст орешек! Шутки, Нила!

Не куснуть пчеле пчелу!

Расхлобы́скала метлу,

А до деда не достала.

Силовна: Всю как есть поисхлестала.

Как у них недружественно!

Миньша: Но, однако, мужественно

Оборону держит дед!

Даже на кол не одет!

Не теряет он лица.

Силовна: Хорошо глядеть с крыльца.

А поблизости – чай, страх!

Миньша: Страх, когда обвал в горах.

Камнепад совсем не тот,

Что насыпан у ворот.

С-под копыт – земельный ком.

Если пыль лежит вершком —

То припудрит в тот же слой.

Поединок их незлой.

Нету озверения,

Больше придурения.

Не «терявший лица» и занозистости Кульбач продолжал хорохориться, а Кульбачиха яриться или просто демонстрировать это чувство. Крена с Еросимом в полной растерянности топтались у пролома в заборе, не позволяя сблизиться распоясавшейся чете Кульбачей. Они то начинали смеяться, то пугались, что бабке всё-таки удастся дотянуться до деда.

Кульбачиха: Как посмел такое брякнуть?

Дайте мне паршивца шмякнуть

По спиняке охламона!

Кульбач: Драки нонче вне закона.

Коль дошла ты до битья,

Нарушается статья.

А за это светит срок.

Заберут тебя в острог.

А потом на склоне лет

Волчий выпишут билет

За твоё рукоприкладство.

Допускается злорадство

В виде шуток незатейных,

Аль каких затей шутейных.

Кульбачиха: Пусть бы чёрт с тобой шутил!

Сколь ты кровушки попил!

Чтоб те пить, да захлебнуться,

Чтоб уснуть, да не проснуться!

Кульбач: Дак такой конец – подарок!

Комплимент твой больно жарок

От любви ли, от вины?

Разобраться мы должны.

Поддержи меня, Еросим.

Щас мы с бабки строго спросим.

Бабка, в злобе не дрожи

И метёлку положи.

Не твоё имущество.

И своё могущество

У себя распространяй.

Кур соседских не гоняй!

Перестанут ведь нестись.

Будет прыгать-то! Окстись!

И чего старуха скачет,

Злобный норов свой артачит?

Вы видали кобылицу?

Раскудрит тя, рукавицу!

Кульбачиха, наконец, поняла, что это опять очередной дедов розыгрыш с желанием повеселить соседей. Внезапно вспыхнувшая злость постепенно улетучилась. Кульбачиха огрызалась скорее по привычке. Тем более ей было не привыкать изображать попранную добродетель.

Между тем дед не унимался. Приходилось подыгрывать, и ссора стала похожа на безмерно затянувшийся спектакль. После очередного бабкиного наскока, Кульбач сам метнулся на забор, как бы спасаясь. Бабка тут же выдала частушку.

Кульбачиха: Это разве не позор:

Взвился заяц на забор

И залился петушком,

Спутав курицу с горшком.

Кульбач: До чего ж ты склáдная!

Как шинель парадная.

Ордена навесила

И закуролесила.

В полнолунье рождена?

Еросим: На мундирах ордена.

Либо к саблям прилепляют.

Кульбач: На метёлки не цепляют?

Чтобы орден, да с мечами!

Еросим: Ой, беда мне с Кульбачами!

Ордена – не гири всё-тки!

Вы бы смолкли посерёдке,

Чтоб скандал не утворить.

Мне опять же вас мирить.

Старики, не отягощённые домашними заботами, могли переругиваться до бесконечности, но Еросим на сей раз не располагал таким временим, а завтрашний отъезд на ярмарку требовал серьёзной подготовки. Поэтому ему хотелось как можно скорее закончить надоевшую комедию, примирив Кульбачей.

Кульбач: Ссора ссорой. Следом мир.

Хоть худой и весь из дыр,

Только, знаешь, примиренье

Слаще мёда и варенья.

До зубовной ломоты!

Я не перейду черты.

Это бабка вон ершится —

Вшой в коросте копошится!

Кульбачиха: Сам-то хуже въедлив, дед.

Лысой маковке привет

Передать охота палкой.

Кульбач: Не скачи, старуха, галкой,

А ходи степенно павой.

Вот тогда и будешь правой!

Дальше следовала частушка, сопровождаемая кривлянием Кульбача.

Кульбач: Дятел, красненький берет,

Ты открой-ка нам секрет,

Чё ты долбишься, стучишь,