заместо ног – хвост рыбий.
Дева рукою молодца манит,
хохотом колдовским разум дурманит.
Но не таков был Иван,
чтоб неведому соблазну поддаться,
а мудро порешил самому спасаться.
Только и видала его русалка длиннохвостая.
Долго несся Иван,
ломая ноги,
обдирая руки,
набивая шишки.
И примчался он на болотце топкое,
тиною подернутое,
кочками усеянное.
Чуть не увяз заживо,
да вовремя образумился,
зацепился обеими руками
за кочку с корнями
и смекает себе:
«Не уйду отсюдова, покуда не отдышуся,
хорошенько не осмотрюся».
Но не успел и подумать,
как кочка сама собой выросла
и чудищем поганым, кикиморой болотной, сделалось.
Глядит Иван, а это старуха зеленая,
водорослями увешанная,
руками-плавниками шлепает,
очами зелеными хлопает.
– Заманю, утоплю, —
говорит кикимора голосом булькающим, —
захочу – замочу.
Не стал дожидаться Иван своей участи
и рванул напрямик по болотине,
то по кочкам скачет,
то по трясине,
а то просто так – по воздуху.
Как добрался на берег другой,
самому неведомо.
А только увидал перед собой
бел камень огромный,
камень каменный, стопудовый.
Лишь вздохнул Иван тяжелехонько,
да зевнул Ванюша сладехонько,
да прилег на камешек беленький,
да уснул тотчас сном мертвецким,
крепким сном молодецким.
Глава 5
Ленка, отчаянная девка,
и доселе страха не ведавшая,
а набравшись силы колдовской, нечеловеческой,
нынче и вовсе ничего не убоится.
Парит над городом, словно птица,
полной луной освещаемая,
скорой метлой подгоняемая,
жаждой мщения терзаемая.
А под нею все чудно, все дивно:
всюду домишки крошечные,
дорожки узенькие,
машинки, будто букашки малые,
людишки, будто мак просеянный.
Видит, на балконе ее дома,
на девятом этаже
сосед в очках стоит,
на козла похожий.
Стоит сосед, курит,
беды близкой не чует.
А Ленка, не будь дурой,
подлетела на метелке тихохонько
да как завоет страшнехонько.
Соседушка добрый
еле ноги унес, перепуганный.
А Ленка лихая дальше летит,
свистом разбойным свистит,
страху нагоняет.
Видит, во дворе на лавочке
подружка ее недавняя,
разлучница коварная
Васька сама собой сидит,
сидит и грустит,
об Ваньке тоскует.
Ленка и тут не растерялась,
на метле летучей как закружила,
буйный ветер как закрутила.
И полетела лавочка вместе с девочкой
прочь со двора.
Васька от страха, от ужаса визжит да кричит,
а Ленка от веселия-радости пуще хохочет,
проказ еще натворить хочет.
Да не время ей:
пора дело делать —
квартиру свою из беды выручать,
вещи свои у Яги вызволять.
Долго ли, коротко ли
летит на метле,
что воин в седле,
Ленка-старуха,
ветер свистит мимо уха.
Вот уж и город с огнями остался позади,
и тьма ночная ждет впереди.
Летит над горами,
летит над долами,
помелом след заметает,
посвистом тучи разгоняет.
Видит, показался во мгле
лес глухой, дремучий,
на краю его средь дубов могучих,
средь кустов колючих
чертог стоит —
не сарай и не сторожка,
а избушка да на курьих ножках.
Не мал домишко, не велик,
а к себе подойти не велит:
вкруг избушки – забор частый,
забор частый, крепко сложенный,
да не тесом тесанный
и не топором рубленный,
а из костей сложенный
из человеческих.
На заборе том черепа развешаны,
на воротах костяных заместо засова – нога левая,
заместо запора – нога правая,
заместо замка – рот с зубами острыми.
«Ну и ну, – думает Ленка, – неужто я и впрямь в сказку попала?».
И оттого ей смешно сделалось.
Еще пуще Ленка расхрабрилася,
ходит вокруг забора
да помелом по косточкам постукивает,
а косточки, большие и малые,
звонко позвякивают,
девицу веселят.
Глядь, а одна ножка-то слабенькая
взяла да раскололося,
косточки-то да посыпалися.
Так и вошла Ленка во двор.
Видит, избушка стоит.
А из избушки песня дивная льется,
«Танцы с дьяволом» называется,
«Танцы с дьяволом» Бобби Бешеного.