– У меня есть доказательство, – сказал он. – Это написано в купчей.

И если мы не уедем, пригрозил он, ему придется вызвать полицию, нас арестуют и посадят под замок.

– О, – воскликнула я. – А вы не перебарщиваете? Мир – дом для всех живых существ, и почему люди претендуют на единоличное владение землей, которая должна принадлежать всем? Я этого не понимаю.

Он сказал, что не желает слушать мои проповеди и что как землевладелец имеет полное право жить плодами этой земли, а я всего лишь пришлая. Уходите, повторил он, и добавил, что пока что просит по-доброму.

И так мы с моими сыновьями опять стали бродягами. Сыновья, вырастая, становятся более удачными версиями своих родителей – золотыми мальчиками. Узнав, что нам придется искать себе новое место для жилья, Сиам и Тай твердо решили мне помочь.

– Мама, – сказал мне Тай как-то вечером. – Настоятель сказал, что мы можем построить себе небольшую хижину на территории храма.

– Мама, настоятель мне первому это предложил! – снедаемый чувством соперничества, воскликнул Сиам. – А я уж потом сказал Таю. Ты должна была услышать об этом от меня!

– Да о чем ты говоришь? – возмутился Тай. – Настоятель предложил это нам обоим одновременно! И мы оба вправе сообщить об этом маме. Я просто первый ей рассказал. Ты проиграл! Умей проигрывать достойно!

– Ну, хватит, хватит! – успокоила я их. – Я же люблю вас обоих одинаково.

Я протянула к ним руки, но Тай первым бросился ко мне, оттолкнув Сиама в сторону.

Сиам, который с рождения был слабее брата, попытался прильнуть ко мне, но Тай наподдал ему ногой и отшвырнул прочь. В глубине души мне стало его жалко.

– Мам? – пробормотал Тай.

– Да, малыш? – отозвалась я.

– Однажды я найду для тебя дом, где ты будешь жить, и никто тебя оттуда не выгонит. Просто подожди.

Я до сего дня помню его слова и то, как он их произнес – серьезным тоном, не терпящим возражений, прямо как взрослый. Я была очень тронута, и мои глаза наполнились слезами.

– Однажды я куплю всю эту землю! – добавил он.

Я обняла младшего сына, но при этом наблюдала за старшим, который сидел, обиженно повернувшись спиной ко мне, и глядел на окрестные поля. Он, верно, считал, что я его люблю меньше, чем младшего брата. Вовсе нет, мой дорогой сын! Я вас обоих люблю одинаково; и говоря по правде, я беспокоюсь о тебе куда больше, чем о твоем младшем брате. Судьба Сиама заставляет его отдаляться от матери. Я чувствовала, как он смотрит на меня, надеясь, что я ценю и знаю все, что он пытается для меня делать. Он смотрел на меня невидящим взглядом, прикованным к горизонту за джунглями. Выражение лица отражало его тайные помыслы, словно он пытался приказать грому греметь, облакам двигаться, небу изменить цвет; как будто эти знаки смогли бы заставить меня понять, что он способен ради меня на великие дела, способен творить чудеса – и без единого на меня взгляда. Все – для его матери!

Спустя десять лет Сиам сказал мне:

– Ценность человека определяется не тем, что он говорит о себе, но тем, что говорят о нем другие!

Мой дорогой сын Сиам.

Мы трое поселились на территории храма, построили небольшую хижину у кладбища, неподалеку от леса. Утомленная своей старостью, я уже не могла быстро ходить или носить тяжести, как бывало. И все же – как всякий, кто привык всегда заботиться о себе сам – я терпеть не могла безделья. И поэтому я вызвалась добровольно принимать участие в делах храма, насколько это было мне по силам.

Сиам отличался умом, Тай – решительностью. И их разные способности направили их по разным дорогам в жизни. Настоятель был уверен, что Сиама ожидало блестящее будущее; и когда ему уже было нечему научить этого ребенка, дабы утолить его неистощимую жажду знаний, настоятель отправил Сиама в Бангкок, где тот мог получить высшее образование. Настоятель предложил отправить в Бангкок и Тая, но Тай отказался. Он был слишком привязан ко мне. Тай, по его словам, был рад за своего брата-близнеца, но он предпочел остаться дома, заботиться обо мне и делать мою жизнь еще счастливее, чем прежде: мол, наберись терпения – и ты увидишь! Он поступил на профессиональные курсы в местном колледже и каждый вечер возвращался ко мне после занятий. Он старался как мог заботиться обо мне и о настоятеле. Тай всегда был настойчивым: если его душа лежала к чему-нибудь, он неизменно добивался успехов на этой стезе. Когда ему представлялась возможность, Тай вцеплялся в нее мертвой хваткой, чтобы не упустить, с горящими глазами и орлиной решимостью.