Станция размещалась на самой границе исследованного космоса, за ней находилась лишь бесконечная бездна пустоты. Ни одного объекта, лишь чёрные дыры, медленно перемалывающие нить мироздания, да взорвавшаяся суперновая, чьи светящиеся рукава давно зажевали дыры, распотрошили и растянули точно нитки старого свитера. Торговые суда заглядывали в этот сектор, лишь чтобы укрыться от налогов за простой, поскольку станция едва ли была способна стребовать с них плату. Специалисты, назначенные сюда ради разработки научных проектов сомнительного содержания, не отличались ни открытиями, ни достижениями – словом, станция походила на свалку списанного барахла, непригодного для использования, но выбросить окончательно рука не поднимается. Ещё пару лет, и она окончательно обрастёт астероидным полем, обратится в мёртвый кусок прогнившего мусора. Это объясняет ту халатность, с которой государственный проверяющий отнёсся к своей работе.

Но почему работники станции укрывали факт пропажи капитана? И, если это такой важный секрет, почему ему удалось так легко про него узнать? Что мешало местным, заранее предупреждённым о его скором прилёте, в один голос утверждать, что кэп сейчас у себя в кабинете, занят вычислениями какой-нибудь траектории, и слишком занят, чтобы принять гостя лично? Тем более, что в его обязанности не входит помощь в подобных расследованиях. И почему, после стольких лет замалчивания факта отсутствия капитана, они вдруг прокололись, послав первый за долгое время отчёт с его личной подписью?

– И почему, чёрт-те что, на это никто не обратил внимания! – зашёлся негодованием детектив, имевший неосторожность ознакомиться с злосчастной пузатой папкой уже на половине пути сюда, а не в уютном кресле своего офиса, сразу при получении. – Одного этого достаточно, чтобы объявить об измене и прислать целую армию! И теперь я здесь, весь в машинном масле, в этой трекля…

Странный звук заставил его буквально подавиться словами и, выгнув шею, с опаской вглядываться в мерцающий редкими лампами длинный, тёмный коридор. Шум обратился в неразборчивый хрип, затем шорох, и, кажется, стих – память о нём эхом звучала в пустой голове. Жуткие образы, подсказанные воображением и первобытным страхом неизвестного и внезапного, всплывали в мыслях, тянули свои призрачные щупальца, сверкали когтями и клыками из-за ближайшего поворота. Словно случайно увидеть мрачного незнакомца, замершего на той стороне улицы, когда ты проснулся глубокой ночью и вдруг решил посмотреть в окно.

Когда ему показалось, что всё кончено, звук повторился. Гораздо ближе и отчётливее, чем прежде, он уже не был аморфной фантазией заскучавшего в засаде детектива. Ржавый скрежет, за ним другой звук – сомнений больше быть не могло. Что-то приближалось к нему из глубины технических туннелей, медленно и неуклюже перебирая ногами, почти волоча своё тело вперёд.

«Кто-то пьяный. – подсказал сам себе детектив, отчаянно пытаясь собраться с духом. – Наверняка, один из забулдыг-уборщиков.»

– Эй! – властно окрикнул он темноту. Вышло не так строго, как хотелось бы, но эхо, подхватившее голос, усилило его стократ. – Кто здесь? Выходи, иначе я за себя не ручаюсь!

Ответом стал кашель, мокрое хлюпанье смертельно больного человека. Затем послышался смазанный смешок, незваный гость прошипел что-то и быстро заковылял к детективу. Тот выхватил кольт, взвёл курок и прицелился в мерцающую маслянистыми лампами темноту. Из-за ближайшего поворота, всё время оставаясь в тени, вышел человек. Он едва стоял, качался вусмерть пьяным, защищаясь от тусклого света, как от прожектора.