Однажды, когда Татищев поутру поехал к зихорнику и без стука распахнул дверь, то застал его на горячем блудном деле с толстомясой полюбовницей Марфой Худодырой. Васька второпях соскочил с лавки, а бабёнка без смущения оправила подол и накинула сорочку на сдобные в багровых рубцах плечи, игриво вильнула пышными бёдрами и озорно подмигнула неурочному гостю.

Татищев, отворотясь и загораживаясь поднятым воротником, брезгливо сквозь зубы процедил:

– Почто не запираешься, коли с бабой валандаешься?

– Мы, чай, люди живые, а к пустой избе ни замка, ни крючка не надоть, – огрызнулся Васька.

– Гони срамницу вон. Вижу, твоя курва не раз бита кнутом за блудное дело?

Зихорник скабрезно выскалился:

– Не та курва, что кнутом бита, а та, что короной прикрыта. – И ласково стал выпроваживать сожительницу: – Ты покудова иди, Марфа, да приходи снова ввечеру, – понизил голос до жаркого шёпота. – Я щас у барина полушки стрясу и те на харчишки отсыплю. Да на продажу с «чёрной работы»[61] камзол зелёный гарнитуровый заберёшь.

Никитич язык прикусил и молчком посторонился, пропуская мимо себя разбитную бабёнку, припомнив, что и сам не свят: по телесной надобности часто хаживал к немке Дрезденше в увеселительное заведение, что на Вознесенской.

– Ну что? – толкнул тростью шмотки со стола тайный советник. – По уговору учиняй, Васька, экзаменацию. Время поджимает.

Раскинули картишки. Начал Татищев уменье своё показывать. Жужла только головой качает, ворчит, поучая:

– Зихорник из тя никудышный, не способный ты. Учил я тя усердно, а толку мало. Не руки, а крюки. «Баламутишь»[62] ты не искусно, «засылаешь пакет»[63] худо. Одно тебе сносно удаётся – «вздержка»[64]. Быть те дергачом[65]. Да подшей подкладных карманов в обшлага и в изнанку сюртука и тягай оттудова нужные ахтари. – Увидев, как советник кладёт не ту карту, панибратски постучал костяшками по столу, а потом по лбу: – Вот ты умный, дядя, а дурак! Крепко держи в памяти свои и чужие карты, чтоб два одинаковых козыря враз не выложить. С нашим же братом даже и не вздумай тягаться, махом бубенцами прозвенишь[66], а вот среди господ фофана надуешь[67]. – Жужла в сердцах бросил карты и резко встал с лавки: – С тем мы и расстанемся, господин хороший. Чего зазря время трусить? С пустым шишом жить нагишом…

Сказал, как в узел завязал. А как сделал вывод – указал на выход.

Глава десятая

Подмётное письмо

В тот же день в тайную канцелярию розыскных дел подкинули подмётное письмо. Анонимщик постарался на славу, подробно и красочно описывая неслыханные деяния петербургского мошенника.

«В начале, аки Всемогущему богу, так и Вашему Императорскому Величеству, я отважу себя донесть, что зихорник Васька Жужла, забыв страх божий, впал в немалое погрешение. Будучи в Петербурге и протчих городах, в многих прошедших годех, мошенствовал денно и ночно в церквах и разных местах. У господ, приказных людей, купцов и всякого звания людей из карманов деньги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и протчее вынимывал. А пустые кошели, кои были покрадены с деньгами, бросал по дороге, дабы не было на него по тому кошелю прилики[68].

А ещё на тя, Всемилостивая государыня, непригожие предерзостные враки пущал, что настоящий Ваш отец – немец-учитель, а Вы – не природна и незаконна государыня. И матерно лаялся: «Бабье ль дело великое государство содержать и корону иметь. Мол, владеет государством баба, а ничего в этом не смыслит». И окаянно сквернословил, что роды царские неистовые, а царица – блудница. Граф же Бирон в милости у государыни, потому что в грехе блудном с ней телесно живёт. А на здоровье благородной персоны Бирона учал он мыслить злое дело – навести порчу на нево вредительными словами. И ещё третьего дня жабу в ступе крошил и шептал при этом страшенное: чтобы блудный уд знатной персоны бородавками покрылся да струпьями отвратительными каждый раз, как токо Бирон изволит приблизиться к Вам. А тем самым и Вас испортить и нанести осквернение души Вашего Величества. «Даст бог, – глаголил он, – долго царица жить не будет. За таку государыню я не молюся и смерти ея желаю». А скрывается злодей Васька Жужла в окраинном, на особицу, дому у Волчьей балки.