Молодчик враз сник. Его бритое смуглое лицо посерело, как землицей подёрнулось. Бойкий карий глаз помертвел, а рыжие вьюшки на буйной головушке будто сами распрямились от унылости. Взмолился мошенник:

– Не губите, господа хорошие, я ж всё сполна возвернул. Явите милосердие.

– Так сегодня не прощёно воскресенье. Зачем татьбой душу губишь? – сурово вопрошал его Татищев.

– Не тать я, – жалостливо затянул ухарь. – За что меня в каменный мешок? Я ж просто зихорник. С того и кормлюсь. Играть силком никого не приневоливаю. А ваш кошель случайно скрал. Как не взять, коли карман на поларшина оттопырен?

– А что? Зело сведущ в карточной игре? – зацепился вдруг тайный советник, любивший на досуге побаловаться картишками.

– Искусней мя в игре зернью[54] и в карты разве токмо Ванька Каин, – оживился тот, чуя слабину в угрозах господ.

– Хвастливое слово гнило. А ну-ка, покажь, на что горазд!

– Лады. Тогда пяльтесь вовсеглазье.

Васька поднял подбородок и с чувством собственного превосходства сел на лавку за дощатый стол. Веером развернулись затрёпанные карты в гибких с серебряным перстнем пальцах франта, неуловимо замелькали разные масти, скороговоркой посыпалась шулерская речь:

– Вот щас я растасую ахтари[55] тако, што вся «семья блиновых окажется у мя в гостях»[56]. А щас «запущу трещётку»[57], и все «гадалки»[58] лягут в том порядке, каков расклад мне нужон. А теперь возьмите во внимание! Сейчас я так передёрну ахтарь, што Ванёк[59] даже не чухнётся.

Немало удивив господ виртуозной манипуляцией, Васька победно отбарабанил ладонями по столу и по груди:

– На прикуп надейся, а сам не плошай! – сквозь гнилозубую пасть цыркнул плевком на грязный пол. – Да рази без хабара[60] игра в интерес?

Гости переглянулись, шустро скинули одёжки, и пошла писать губерния. Зихорник ловко завлёк игроков лживыми затравками, зажёг ретивое, и очень скоро господа проигрались вдрызг. А Васька не унимался: «Не проиграв, не выиграешь!» И всё подначивал: «Карта – не лошадь, к утру повезёт!» Опамятовались только тогда, когда денёк к закату начал клониться и денег осталось на понюшку табаку и маленький возок сена. И тут Татищева словно озарило: «У Бирошки есть две ахиллесовы пяты: породистые скакуны да карты. Курляндец зело азартен. Душу на кон поставит за ломбером. Вот здесь-то и надо ловить удачу за хвост». Смекнул советник свой шанс и предложил шулеру сделку:

– Шабаш! Выучишь меня искусно шельмовать в карты, а я спущу тебе все вины и даже деньгу проигрышную оставлю. С утра и начнём. А будешь от сего дела предерзко отлынивать или вздумаешь утечь куда, в сыск подам, – закончил, сбираясь, Татищев и пригрозил тростью: – А языком об сём колоколить будешь, враз укорочу! Потайное словцо крепко держи за щекой, коли тебе смерть не копейка. – И уже на пороге подтвердил ещё раз: – Сослужишь мне службу усердно, глядишь, и отпущу душу на покаяние.

Шулер согласно кивал и кланялся, кивал и кланялся. Ещё бы! Такая везуха!

– Невдомёк мне, зачем тебе мошенство это надобно, Никитич? Дай хоть намётку, – любопытничал Егор Михайлович по обратной дороге на Сенную площадь. Но Татищев помалкивал и загадочно ухмылялся. Горный инженер не унимался: – А ежели и в самом деле, где языком станет брякать? Разве есть на татя надёжа?

Татищев пожал плечами и стукнул тростью оземь:

– Тогда аминь всему делу! Даст бог не успеет, я уж об том озабочусь.

Сенца оголодавшим коняшкам они всё-таки успели прикупить и, довольные, поехали домой. С тех пор советник и зачастил к Волчьей балке на выучку к плуту так же усердно, как и на государеву службу.