Вот спустился Олег Вещий с русичами на ладьях, на стругах до самого Киева. Испугались поляне, на битву не выходят, закрылись в городе – не выкуришь. Стены Киева не чета другим – высоки. Лезут русичи на них, падают, бьются на смерть. Призадумался Олег, сел на пень, в землю уставился. Смотрит, по тростинке муравей ползет и не падает, и как споро у него получается! Пошел к берегу Днепра Олег, отыскал травку волшебную тирлич, что любого человека в зверя оборачивает. Приготовил настой, да во первую ночь сам обратился в волка, нашел узок лаз собачий и в городе все изведал. Во вторую ночь превратил волхв Олег свое войско в муравьев, те и рады были по стенам лезть. Захватила рать Олегова город спящий, Аскольда убили, а самих-то жителей-полян мудрый волхв не велел грабить. Поутру поляне проснулись, видят – мертвый их князь. Испугались за себя, мол, как же они теперь без защиты, и открыли ворота, встречают Олега. Говорят ему с радостью:

–– Вот тебе мы благодарны, что спас нас от Аскольда.

И еще об одном просят:

–– Оставайся, великий волхв, у нас княжить, позабудь тот далекий Новгород.

А в народе с тех пор пошла быль гулять, как Волхв Всеславич захватил город Киев.

И уселся Олег на киевском столе, а Ингвара оставил править в Новгороде. Потекла тут к Олегу дань богатая, южная. А ему этого мало. На соседей-славян позарился. Повел войско свое на древлян, да надолго увязло войско в болотах. Десять лет воевал Олег тех лесных жителей, да все десять лет стоял в болотах запах ненависти. И никто не знал, не догадывался окромя Олега Вещего, что виною тому мальчик новгородский, коий где-то возле Искоростеня ходил. Стоит вонь над древлянской землею, славянин идет на славянина, полянин – на древлянина, и у всех глаза горят ненавистью. Приказал Олег рубить любого младенца, да никак дите вонючее не поймать. Пока всех древлян не положили, не смирились они. Подчинились старики да девы, а взять-то с них нечего – разорилась древлянская земля. Пошел с ратью своей Олег на дреговичей. Земли те богаче, да и там люди – не промах. Воевал Олег дреговичей еще десять лет, и все десять лет стоял запах ненависти над лесами пинскими.

«Как бы, – думу думает Волхв Всеславич, – обмануть того мальчонку. Ведь за мной незря он ходит. Как пойду я воевать волынян, он и там, стервец, окажется».

И пошел Олег во другую сторону, захватил северян, а за ними – радимичей. Да так быстро захватил, легко, что подумалось, обманул мальчонку. Не гадал Олег Вещий, что другая беда его здесь ожидала, ибо в землях тех дань платили хазарскому кагану.

Тут как тут пришло в Киев посольство из Хазарии. Сели нагло иудеи хазарские пред князем Олегом, слово молвили такое:

–– Раз посмел ты, русский хаган, взять Великой Хазарии дань, то теперь тебе и ответ держать. Будешь ты отныне сам нашим данником. Будешь ты платить дань, что северяне и радимичи нам платили и еще полстолько. Да кроме этой дани будет на тебе и дань особая. Коли хочешь, откупись мечами, как до тебя нам Киев заплатил, будешь ты тогда без мечей жен наших покорнее. Коли хочешь, откупись кровью. Смелых воинов у тебя много, мы пошлем их супротив наших ворогов, будут воины твои славить русский обоюдоострый меч.

Тут хотел уж Олег хазарам ответить, так ответить, чтоб катились они до самой до Хазарии, да вбежал вдруг в палаты воин израненный:

–– Ой, беда! – молвил, на колени упал. – Подступили ко Киеву рати несметные. Рубят всех подряд они, во полон не берут. А мечи у них изогнутые, на шеломах рога козлиные, а кричат они визгом страшным, а в глазах у них бешенство, кто в глаза те взглянет – столбом стоит, пока его не зарубят.