Упершись дрожащими от напряжения ладонями в грудь поверженного неприятеля, княжич тщетно попытался сбросить его с себя. Он был слишком тяжёлым. Не имея возможности подняться, Олег сдвинул голову неподвижного противника набок и выглянул из-под неё.
Вокруг царила кровавая вакханалия. В ревущем, прожорливом пламени, вопя, исчезали люди – свои и чужие. Повсюду лежало было влажно поблёскивающее месиво из грязи, мёртвых тел и отсечённых конечностей.
День стремительно угасал. В багровом свете зарева сражающиеся сливались в единую массу, и было невозможно различить, где свой, а где враг. Неразборчивые силуэты метались по полю брани, сбивая друг друга с ног, рубя и калеча. Пахло смолой, жжеными волосами и жареным мясом. От наполняющей воздух какофонии звуков – криков, воплей, звона оружия – закладывало уши.
Вдруг одна из теней метнулась сбоку и нависла над лежащим на спине Олегом. С замиранием сердца он увидел блеснувшее в её руках короткое копьё, занесённое для удара. Неужели это конец?
«Владыка, впусти детей твоих в чертоги Славийские…»
Внезапно откуда-то сбоку послышался топот копыт. Справа, слева – сверху. «Весемир!» – пронеслась в голове княжича мысль, прервав молитву.
Всадник проскочил прямо над ним, одним ударом срубив нависшую фигуру. Воздух наполнили панические вопли врага, сминаемого натиском конницы.
Олег высунул руку из-под тяжёлого трупа и, что есть сил, закричал, привлекая внимание:
– Тут я! Тут я!
Битва была окончена. Неприятель, охваченный паникой, бежал. Теперь оставалась только одна опасность – быть раздавленным своими же всадниками.
Глава 2. Любовь и вера.
Олег сидел на поваленном, обгоревшем стволе, вытирая лезвие меча пучком травы, и оглядывался по сторонам.
Прохладный воздух был насыщен запахами сырости, крови, металла и дыма. Вокруг него молча двигались люди – шли, поднимали что-то, волокли раненых, осматривали убитых. Всё это они делали молча. Лишь стоны изувеченных нарушали гнетущую тишину. Так бывало всегда после битвы – воины будто теряли дар речи. Они старались не встречаться друг с другом взглядами, каждый осмысливал произошедшее наедине с самим собой. Олег знал: даже самым закалённым дружинникам, побывавшим в этой огненной круговерти, нужно время, чтобы прийти в себя.
Боковым зрением княжич заметил массивную фигуру Весемира. Воевода, прихрамывая, медленно приближался к нему, перешагивая через тела павших, не разбирая, кто свои, кто чужие.Он двигался тяжело, опираясь на толстую палку, больше похожую на вырванное с корнем дерево средних размеров, чем на трость.
– Эй, Весемир! – недовольно окликнул его Олег. – Что я говорил? Не запаздывать! А ты где пропадал? Нас чуть не опрокинули!
– Да нигде, княжич, – устало отозвался воевода, подходя ближе. – Там, где мы обходили, – низина. Грязь – жуть! Дожди несколько дней подряд лили, всю землю развезло. Копыта вязнут, быстро не продвинешься.
Олег покачал головой.
– Да… Это мы не учли. Ладно, главное, успел. А с ногой-то что? – Он кивнул на бедро воеводы, испачканное засохшей кровью.
Весемир перевёл взгляд на рану.
– А, это? – пробасил он небрежно. – Дротик, чтоб его! Как только врезались в драку – сразу и получил. Вонзился аккурат выше колена. Глубоко вошёл, зараза. кровь всё никак не останавливается.
Олег пристально посмотрел в лицо воеводы.
– С такой раной не навоюешься. Лекарю покажись, – нахмурившись, произнёс он.
Весемир отмахнулся и со вздохом уселся рядом, вытянув пострадавшую ногу. Дружинному врачу и без него хватало забот – битва выдалась жестокой.
– Уже почти стемнело. Может, лучше было бы дождаться утра? В ночном бою радости мало, – задумчиво произнёс воевода, оглядываясь.