– Оставьте. Я потом посмотрю, – Николай Мефодьевич и не подумал отрываться от своих бумаг. – Алла Андреевна читала?

– Нет.

Нефедов удивленно вскинул глаза:

– Оставьте.

Вместо того чтобы, как ожидалось, встать и уйти, Сахая решительно села на стул:

– Николай Мефодьевич, хорошо бы, если эта статья пошла в следующий номер. Извините, именно поэтому я поспешила показать ее вам сразу, минуя ответсекретаря.

Лицо «воеводы» побурело: такое поведение сотрудника газеты выходило за рамки. Не пользуется ли она тем, что – жена секретаря райкома? Но, увидев в глазах Сахаи не вызов, а мольбу, вздохнул и придвинул статью к себе.

С трепетом Сахая наблюдала за редактором. Сначала его глаза скользили по строчкам с холодным безразличием; затем, дойдя до описания директора-бюрократа, они явно оживились; на втором эпизоде редактор слегка улыбнулся; на третьем, забывшись, разулыбался вовсю, бормотнул: «Как вылитый!»

Сахая почти ликовала. Эх наивная душа!

На предпоследней странице улыбка «воеводы» увяла: натолкнулся на колючие фразы. Схватился было за карандаш, но править при авторе не стал.

«Умный редактор находит у статьи глаза и выкалывает их!» – вспомнилась гулявшая на факультете поговорка.

– Да-а… – взгляд Николая Мефодьевича вильнул мимо Сахаи. – Нда-с… Сомнительно…

– Что вас смущает? – Нет, больше она не будет сюсюкать, дожидаясь милостивой улыбки. – Все, что здесь написано, – чистая правда! Я отвечаю лично за каждую запятую в своей статье!

– Ах, Сахая Захаровна! Почему вы никак не хотите понять меня? Ну почему? – Не хватало только, чтобы прибавил «голубушка» или «мы же с вами умные люди, не так ли?»! На сей раз не увел взгляд в сторону. Смотрел на нее с состраданием.

Сказала бы: «Ошибаетесь, я слишком хорошо вас понимаю!» – уничижительным тоном с саркастической усмешкой. Вслух же произнесла спокойно:

– Я понимаю вас.

«Воевода» не обрадовался. «Понимала бы, не несла на стол редактора плоды скороспелого сочинительства! Э-эх, молодо-зелено! Разве не внушал, что из фактов, самых наиправдивых, следует выбирать лишь те, которые могут принести наибольшую пользу и помощь в работе районной партийной организации?»

Сахая безошибочно прочитала мысли редактора, ждала соответствующего вопроса. Он и последовал:

– Разве я не прав?

На этот случай и был приготовлен «козырь», какой выложила на стол перед редактором, – недавний номер «Правды».

– Вот тут о подобных случаях сказано совершенно ясно и точно. И называются люди, сидящие на должностях куда выше наших: министры, начальники главков, директора заводов, секретари обкомов. Надо полагать, они так же уважаемы, не меньше наших.

– Читал, читал… Но поймите сами, Сахая Захаровна: там – «Правда», тут – мы, «Коммунист Севера». Не думаете, что есть небольшая, – усмехнулся, – но все-таки разница?

– Но я также думаю, что и у «Правды», и у «Коммуниста Севера» принцип отношения к письмам трудящихся должен быть одинаков. А вы думаете иначе, Николай Мефодьевич?

Иначе Николай Мефодьевич, конечно, не думал. «Девчонка! Ловко она меня…» Уткнувшись в бумаги, буркнул:

– Оставьте. Посоветуемся.

– Ну, хотуой[18], ты, оказывается, молодчина! Давненько мы ничего подобного не печатали. Ну, быть большой заварухе. Готовься к бою, будет схватка!

Ничего такого, что предрекал радостно возбужденный Егор Федорович Соколов, старший корреспондент, не произошло. Если что и было, – в верхах. Но кому же о том известно?

Дома, по негласному договору, Мэндэ и Сахая избегали разговоров о работе.

На этот раз Мэндэ нарушил правило. Поздно вернувшись после бюро, опираясь затылком об стену, негромко спросил, не разнимая смеженных век: