Когда Кармен наконец села на диван, её плечи опустились, а взгляд стал рассеянным, будто она смотрела сквозь стены. Я осторожно подошёл, сел рядом и уткнулся носом ей в ладонь. Она машинально погладила меня по голове, но её рука была тяжёлой и безжизненной. Я знал этот жест – он появлялся только тогда, когда она была по-настоящему расстроена. Я хотел лизнуть ей руку, но она вдруг отдёрнула её, встала и снова начала ходить по комнате.
В этот момент в гостиной появился Дон Педро. Он двигался медленно, с достоинством, как будто был не котом, а судьёй на важном заседании. Он сел на подоконник, уставился на Кармен и вдруг издал короткое, требовательное мяуканье. Кармен посмотрела на него, потом на меня, и я почувствовал, как в воздухе повисло что-то тяжёлое и липкое. Она вдруг сказала:
– Может, ты, Рокки, что-то натворил? Ты ведь иногда таскаешь мои вещи.
Я замер на месте. Я вспомнил, как однажды утащил её носок и спрятал его под подушку, но ведь тогда всё закончилось смехом, а не подозрениями. Я попытался объяснить ей взглядом, что я ни при чём, но Кармен не смотрела на меня, она уже снова рылась в ящиках, перебирала бумаги, заглядывала в самые невероятные места. Я хотел помочь, но не знал как. Я обнюхал ковёр, заглянул под диван, даже сунул нос в корзину для белья – вдруг там завалялась эта загадочная пропажа? Но всё было на своих местах, и я чувствовал себя всё более беспомощным.
Дон Педро наблюдал за мной с явным интересом. Он не вмешивался, только иногда моргал и фыркал, когда я слишком долго задерживался у его любимого кресла. Я знал: если бы у него были лапы подлиннее, он бы сам всё обыскал и, возможно, даже нашёл бы то, что ищет Кармен. Но коты – существа гордые, они не станут пачкать лапы без крайней необходимости.
Время тянулось мучительно медленно. Кармен то садилась на пол, то снова вставала, то начинала что-то бормотать себе под нос. Я слышал знакомые слова – «отчёт», «подпись», «бумаги» – и понимал, что речь идёт о чём-то, что не пахнет ни сыром, ни колбасой, ни даже её духами. Я чувствовал, что в этот раз всё серьёзно. Я хотел быть рядом, но меня будто отталкивала невидимая стена её расстройства.
В какой-то момент Кармен остановилась, посмотрела на меня и вдруг спросила:
– Рокки, ты ведь не мог… ну, вдруг ты решил, что это игрушка?
Я не знал, как ей объяснить, что я никогда не трогал вещи, которые не пахнут весельем или едой. Я посмотрел на неё с такой преданностью, на какую только способен пёс, но она уже отвернулась, и я понял: она мне не верит. Мне стало обидно, но я не злился – я знал, что люди иногда говорят не то, что думают, когда им плохо.
Дон Педро, воспользовавшись моментом, запрыгнул на стол и начал обнюхивать стопку оставшихся бумаг. Кармен схватила его на руки, но он вывернулся и убежал, оставив на столе следы своих лап. Я смотрел на него с подозрением. Если кто и мог устроить беспорядок, так это он, но почему-то все взгляды были обращены на меня.
Я ушёл в свою лежанку, свернулся клубком и долго не мог уснуть. Я думал о том, как легко стать виноватым, даже если ничего не сделал. Я вспоминал, как однажды утащил носок Кармен и спрятал его под диван – тогда она долго смеялась, а теперь, кажется, ей совсем не до смеха. Я мечтал, чтобы всё вернулось на круги своя, чтобы Кармен снова улыбалась, а я мог спокойно встречать её у двери, не опасаясь подозрительных взглядов.
Вечером, когда в доме стало совсем тихо, Кармен подошла ко мне, присела рядом и погладила по голове. Я посмотрел ей в глаза и увидел, что она больше не злится, а просто устала. Она прошептала: