– Вот очень я сомневаюсь, что все, – сказал Поэт. – Это только начало.

– Начало чего? – спросила Мышь.

– Чего-то, – Поэт покрутил рукой в воздухе. – Нехорошего. Разве вы не видите прямую связь смерча, полной темноты и птиц из головы Рафа?

На первый взгляд никакой связи не наблюдалось. А на второй наблюдались две:

1. Синхронность – ну, или почти синхронность – событий;

2. Странное поведение птиц небесных и почти такое же – наших, общежитско-Рафовых. Наши, правда, почему-то бросились на нас в атаку, в отличие от небесных полчищ.

– Кстати, кто-нибудь сказал Рафу? – спросила я.

Поэт и Мышь помотали головами.

– Я боюсь, – сказала Мышь. – За сумасшедшую же примет.

– Как пить дать, – кивнул Поэт.

– Я ведь еще одну птицу видела, – призналась я. – Она вылетела из него намного позже, у меня дома. Прямо в трубу сиганула, даже не попыталась атаковать, как в первый раз. А он знаете что сказал? У вас, говорит, летучие мыши водятся.

Глаза у Мыши, и без того круглые, округлились еще больше:

– Ничего себе. Ну ничего себе. А я еще тогда хотела сказать, почему вы говорите про птиц, это ведь маленькие ушаны, знаете, такие перепончатокрылые… И в небе мне тоже постоянно они мерещатся.

– Ну вот, – кивнул Поэт. – Связь определенно есть. Помните, как Мирон собрал птиц – или мышей, неважно – в комок и унес с собой?

– Может, спросить у Желенского? – предложила я.

– Вот ты и сходи, – быстро выпалил Поэт, не скрывая радости, что предложение исходило именно от меня. – Ты же Птица. Порасспроси о сородичах, так сказать.

– Давайте лучше бросим жребий, – сказала я.

– Какой еще жребий! – завопили оба лишенца. – Мы тебе доверяем!

– Такой красавец-мужчина, – прицокнул языком Поэт. – А ты кокетничаешь.

Мышь глумливо улыбнулась и мелко закивала головой, соглашаясь с Сашкой.

– Противники, – проворчала я. – Вредники, нахальники и противники. Ладно, я попробую. Каникулы закончатся, и попробую.

– Только попробуешь? – уточнили эти кровопийцы.

– Да схожу я, схожу. А если он ничего не скажет? Надо параллельно искать альтернативные источники информации. Порыться в библиотеке. Исподволь поспрашивать других преподов. Раскинуть карты, в конце концов.

Мышь материализовала колоду. Как фокусник достает из шляпы стадо кроликов, а из рукава роту солдат, так и Варька извлекала невесть откуда заветную коробочку с Таро.

– Иерофант, – сказала Мышь. – Колесница, маг и иерофант.

– Переведи, – потребовала Поэт. – Иерофант – это кто?

– Это высшее духовное лицо.

– Предлагаешь сходить на исповедь? Совершить обряд экзорцизма?

Мышь посмотрела на нас снисходительно:

– Иерофант советует обратиться к опытному наставнику.

– Ну так и я говорю про Желенского! – воскликнул Поэт. – Третий глаз – алмаз!

Вообще-то, про Мирона вспомнила я.

Виолетта в соседней комнате аж рот открыла, силясь понять, о чем идет речь. Я приложила палец к губам, подошла к стене и долбанула со всей силы кулаком по месту прилегания тарелки на той стороне. Послышался лязг клацнувшей челюсти, и соседка отскочила с прытью, достойной кисти Айвазовского, сжатой в разящий кулак.

Поэт укоризненно покачал головой и повертел пальцем у виска.

Я согласно кивнула. Такая уродилась, что поделать. Не люблю чересчур любопытных.

– Желенский – это маг, – отмела Поэтову гипотезу Мышь. – А наставник… Опытный и мудрый наставник… Это…

– Настасья Изяславна, – сказала я.

– Точно, – кивнул Поэт.

Мышь закусила губу. Нет, она не упрекала, что мы совершили экскурс в прошлое без нее. Но…

– К Изяславне идем все вместе, – сказал Поэт решительно.

Мышь просияла.

– А потом все вместе к Желенскому, – в тон ему добавила я.