Скала Яна Сокол, Эмилия Марр

1. Глава 1

Пролог

Его дыхание щекочет мне шею. Прежде чем прихожу в себя, он хватает меня за волосы и поднимает мое лицо к своему.
— Хорошо трахаешься, — говорит Скала. — Похоже, тебя подучили.
— Нет, — но он не слушает и заставляет меня подняться, а потом, к моему ужасу, подталкивает к двери и выкидывает голой в коридор.
— Когда понадобишься, я позову, — с этими словами он захлопывает перед моим носом дверь.
Еще секунду стою перед его дверью, прежде чем повернуться и бежать к себе в комнату. Но она заперта.
Что делать?
Не ходить же по дому голой. Возвращаюсь к его двери, толкаю ее, но он и ее запер.
— Пожалуйста, — говорю тихо. — За что ты так со мной? Ничего не было ни с кем. Дай мне одеться, пожалуйста.
Он глух к моим мольбам. Еще раз обхожу все двери в коридоре, но все они заперты. На глаза попадает штора. Пусть прозрачная, но хоть какое-то прикрытие. Сдираю ее и обматываюсь. Возвращаюсь к его двери и опираюсь на нее спиной.
— Ну ты и сволочь, Стас, — шепчу я. — Зачем я только хотела к тебе вернуться? Мозги, наверное, повредила.
Сквозь слезы вижу, как в конце коридора появляется мужская фигура.
— Пожалуйста, не смотрите на меня, — успеваю прошептать, прежде чем дверь за моей спиной открывается и меня за шкирку затаскивают в спальню.

Глава 1

Кладбище всегда навевало на меня печаль. Возможно, потому, что вся моя семья находилась тут, под этими гранитными плитами. Некогда живые люди остались только в моих воспоминаниях. Мама, папа, брат, дедушка… и вот последней меня покинула бабушка. Я теперь каждый день приходила к их могилам, приносила цветы, говорила и говорила с ними. При их жизни не наговорилась, вот теперь рассказываю обо всем, что меня печалит и тревожит, что радует; хотя в последнее время мало что веселит.

— Ты еще здесь? — крикнул мне дед Матвей.

Сухой, небольшой мужичок спешил в мою сторону. Жил на краю кладбища и присматривал тут за порядком. Он всегда не зло ругал меня за то, что на кладбище ошиваюсь.

— Уже ухожу, — ответила, зная, что еще немного — и он меня взашей выгонит.

— Иди с миром, не тревожь мертвых, — пробурчал он. — Что тебе спокойно не живется? Таскаешься сюда каждый день. Али тебе моя работа приглянулась, — он сощурил глаза и уставился на меня, — что на мое место метишь? Мала еще.

— Ну что вы, дед Матвей, — попыталась я его успокоить, — куда мне. Мои же все здесь, вот и прихожу к ним. Тоскую.

— К мертвым она таскается, — фыркнул он. — Мужика себе найди. Пусть деток тебе наделает, тогда и дурью маяться не будешь.

Спорить с ним смысла не было, потому я просто молча поспешила уйти.

— До встречи, дедушка, — сказала я ему на выходе.

Все же он неплохой человек, хоть иногда и заносит его на поворотах. Беспокоится за меня, хоть и вида не подаёт.

— Никакой «до встречи», — начал он зло бурчать. — Ишь че удумала. Кому сказал, не ходи сюда?

— А я вам завтра пирожков принесу, — знаю я, чем его умаслить. Одиночество мне знакомо.

— С капустой? — с надеждой в голосе, немного помявшись.

— Конечно с капустой, — киваю, — и с яйцом, а еще с грибами сделаю. Хотите?

— Хочу, — с мечтательным выражением на лице дед Матвей был похож на дядюшку Ау из старого мультика. — Только ты это, — опомнился вдруг он, — долго-то не сиди. Негоже молодой девушке свои дни на кладбище проживать. То ли дело мы, старики.

— Я только вас навестить приду, — сказала я, целуя его в сморщенную щечку.

Хоть он и не признается, чувствую, что он ждет моего прихода. Иногда мне кажется, что только ради него я сюда и хожу, ну и высказаться.

— Мелкая хулиганка, — журит он меня и, потрепав по голове, подталкивает в сторону выхода. — Только ты давай быстрее домой, а то поздно уже. Мало ли какой люд по улицам в это время шастает.

— Так это, я же тоже сейчас по улице шастать буду, — засмеялась я на его слова.

— Вот и говорю, чтоб не шастала. Болтает мне тут. Марш домой, кому сказано.

Под его тихую ругань я и отправилась домой.

Жила я не так далеко: всего-то минут тридцать пешком. Я знала эти улицы как свои пять пальцев, с детства тут с братом бегали.

Брат... Как мне его не хватало. После смерти родителей он контрактником отправился служить. Сколько бабушка с ним ни билась, сколько дедушка ни ругался, а я ни плакала, он все равно уехал. А спустя шесть месяцев вместо него нам вручили флаг и мизерную компенсацию. Вот и вся заслуга. Все, что нам осталось от него. Ни тела, чтобы похоронить, ни попрощаться по-человечески.

Под эти грустные мысли я свернула за угол одного из домов, решив сократить себе дорогу через лаз, что брат с друзьями в заборе сделали. Стоило мне только голову из лаза высунуть, как в глаза ударил солнечный блик заходящего солнца. Тут же вспомнилось, как брат часто, забравшись на дерево, куда я не могла влезть, светил мне в глаза солнечным зайчиком. А я пыталась его поймать и, конечно, не сумев, долго жаловалась папе на него. А брат только смеялся до слез.

«Хвостик, ты такая смешная», — до сих пор слышу его дразнящий меня голос.

Присмотрелась, откуда свет бьет в глаза, и замерла. Я, конечно, в этом не специалист, но, наверное, любой человек, смотревший боевики, сможет понять, увидев человека с винтовкой, что это значит.

«Наверное, кино снимают, — первая мысль. — Какое, к черту, кино! У нас тут отродясь ничего подобного не было».

Я присмотрелась и поняла, что он целится в кого-то совсем недалеко от меня. В кого именно, я не видела, но понимала, что промедление смерти подобно. Я еще толком ничего обдумать не смогла, как мой рот сам по себе открылся и я будто со стороны услышала свой крик:

— Снайпер!

Это что, я? Я кричала? Мне что, жить надоело?

Раздался выстрел, и я тут же нырнула обратно в лаз. Вот дура. Порешат меня за мою болтливость, точнее, крикливость. Сократила, называется, дорогу.

Бежала со всех ног, так что к тому моменту, когда забежала в квартиру, казалось, что легкие горят. Захлопнула дверь и, прислонившись к ней спиной, съехала на пол, хрипя при этом как загнанная лошадь. Хорошо хоть, не мертвая.

Еле отдышавшись и убедив себя, что меня никто не видел и за мной не бежал, поплыла на кухню. Поставила чайник, попила воды. Побежала в душ. В общем, занялась обычными житейскими делами. Но на сердце почему-то было тревожно. Спала плохо. Можно сказать, одним глазком. А потому с утра настроение было ни к черту.

Налила себе чаю и уселась на подоконник, оглядывая нашу небольшую улицу. Сосед внизу опять пытался завести свою старую колымагу. Несчастный каждое утро ругался со своей «Волгой», которая только после долгих матливых излияний и уговоров соглашалась завестись. Иногда мне казалось, что машина и вправду живая, все слышит, понимает и капризничает. Привычная картина успокоила похлеще валидола.

«Кому я нужна», — думала я, отхлебывая со дна последний глоток чая, когда увидела, как во двор заезжает черный тонированный джип. Знаете, ездят такие по трассам как короли жизни, раскидывая остальных водителей по обочинам. Удивительно, что такая махина заехала в наш двор, который из новых машин видел только «Оку» электрика Потапа, которую он клялся, что заработал, но добрые соседи в один голос кричали, что наворовал. Кто прав, а кто нет — не мне разбираться, только его новая «Ока» ни в какое сравнение не шла с тем монстром, который сейчас аккурат рядом с хозяином «Волги» остановился.

Я медленно сползла с подоконника и отошла от окна, так, чтобы видеть, что там внизу происходит. Из машины вышел огромный светловолосый бугай. Они о чем-то разговаривали с соседом, вроде мирно, но что-то тревожность моя возрастала. Я все надеялась, что зря, но ровно до того момента, пока из машины не вылез еще один бугай, а соседушка милостиво не кивнул в сторону моих окон. Ну все! Я кинулась в спальню. Поспешно натянула на себя майку, куртку...

«Береженого Бог бережет», — говаривала бабушка, и сейчас я была с ней полностью солидарна. Потом буду разбираться, было, чего бояться, или нет, сперва унесу отсюда ноги.

Закинув за плечи рюкзак, прихватила свои кроссовки и ключи из прихожей, тихонько вылезла на площадку. Лифт наш давно уже не работал, так что на мой четвёртый они будут пешком подниматься, а так как баба Аглая опять перед своими дверьми коробки да вещички свои понаставила, то это немного, но задержит их.

Медленно на цыпочках подошла к лестнице и прислушалась. Тихие шаги расслышала отчетливо. Никто из наших соседей так не ходит: будто подкрадывается. А судя по комплектации, они все же должны производить побольше шума.

Военные?

Брат, подкравшись, бывало, сзади и пугая меня, говорил, что для солдата от его бесшумности зависит его жизнь.

Прижавшись к стенке, быстро, но очень тихо побежала вверх по лестнице. Вылезла на крышу и, натянув на себя обувь, кинулась к доске, что была перекинута подростками от нашего дома к соседнему. Дай Бог здоровья деткам, которые часто здесь околачивались вдалеке от ненужных глаз! Я быстро перебежала на другую сторону, но потом вернулась и затянула за собой доску, чтобы после меня никто не мог пройти этой дорогой. Нет, конечно, при желании можно и перепрыгнуть, но справится с этим далеко не каждый.

Пока спускалась с другой стороны многоэтажки, думала, куда податься: к моей подруге Сашке или на дачу? Подставлять подружку не хотелось. Если они действительно за мной пришли, то ей тоже может ни за что достаться. Но ведь и я ни при чем. Что им от меня нужно? Спасла и спасла. А что, если не спасла? Что, если он умер, тот человек?