***

Оклемавшись на следующее утро, Алик ушёл из дому. Он улучил момент, когда мама пошла выбрасывать мусор, прошмыгнул на лестничную клетку и был таков.

Несколько дней он скрывался ото всех, ожидая, что мама будет искать его, что город уклеят его фотографиями с надписью «УШЁЛ ИЗ ДОМА И НЕ ВЕРНУЛСЯ!!!».

Но ничего такого не происходило.

Тогда Алик устроился следить за своим подъездом из подвала недостроенного здания напротив. Он хотел убедиться, что мама ищет его, скучает по нему, волнуется за него…

На девятый день Алик увидел маму под руку с Ритиным папой.

– А где твой-то? – спрашивал маму её попутчик.

– Да бегает где-то, уже вторую неделю не видела его, – легко отвечала она. – Набегается – вернётся. Он же взрослый уже, всякие мысли наверняка уже посещают его…

И они рассмеялись.

Алик заплакал и пошёл прочь от дома.

Он не помнил, сколько блуждал по городским свалкам и стройкам, когда однажды его кто-то окликнул:

– Эй, чемпион среди калек! Иди сюда!

Алик посмотрел на фигуру, подзывающую его. Это был мальчик, его ровесник. Такой же, как Алик, ободранный и немытый. Он сидел на бетонной плите, разложив на ней старую газету. На газете стояла бутылка кефира, рядом лежала буханка чёрного орловского хлеба.

– Ты, небось, нежрамши, давай, подкрепись!

И тут Алик узнал говорившего. И узнал его голос. «В сторону, в сторону!» Соперник! Сердце Алика бешено заколотилось, в кровь хлынул адреналин, в голове помутнело. Вот он – источник всех его бед! Сидит и дразнится!

Алик уже было бросился на него с кулаками, но взгляд единственного глаза Соперника из-под свалявшейся чёлки заставил Алика остановиться.

– Остынь, остынь, дурашка… На, – Соперник протянул ему кусок хлеба. – Чего нам драться? Мы ж в одной лодке… Тебя как звать-то?

– Алик, – неуверенно ответил Алик и взял хлеб из рук Соперника.

– А меня Митя.

Митя? Вот чего Алик не мог ожидать, так это того, что у Соперника окажется такое мягкое имя: Ми-тя.

– Ну что, Алик? Познаешь иную реальность? Давно в бегах?

– Недели две, – Алик сидел рядом, жевал хлеб и прихлёбывал кефир из бутылки.

– А… А я сразу после Конкурса. Меня мои выгнали. Ты понимаешь, я не мог проиграть. Я с самого начала был определен, как победитель. Под меня всю программу Конкурса выстроили, площадку скопировали с той, где я тренировался. В бревно установили механизм, который по радио управляется: нажал кнопочку, оно проворачивается, и твой противник слетает с бревна в тартарары…

– Да, я помню… – откликнулся Алик.

Они помолчали, продолжая хлебать большими глотками кефир по очереди прямо из бутылки.

– На меня делали такие ставки… в самом прямом смысле. У них же есть там свой тотализатор, как на бегах. Не слышал? Эх, ты!… – Митя откусил от буханки. – Когда я не пришёл первым, меня просто выставили за порог… как мешок с мусором. И я ушёл. И вот эти два месяца я всё хожу и думаю: а на хрена он нам всем сдался, этот Конкурс? Чего ради нас с тобой стравили? Вся жизнь – тренировки. От победы к победе… Это же ненормально! Разве можно так жить? Я не хочу никого обгонять. Я не хочу никого ненавидеть. Я не хочу ненавидеть тебя только за то, что мы соперники в этом Конкурсе. Да пропади он пропадом!

– Точно! – подхватил Алик и почувствовал, что впервые за долгое время, прошедшее с момента гибели Риты, у него стало легко на душе. Он вспомнил своё состояние, когда ботинок Мити опускался на его ногу, вспомнил свой испуг перед близостью боли и смерти. Та мнимая смерть на самом деле оказалась перерождением. – Начнём с начала. Мы сможем.

И Митя немедленно отозвался:

– Да, сможем, не вопрос… А кто старое помянет, тому глаз долой!