Или же его хрустальное сердце разлетелось на куски от жестоких слов учителя, так что он больше не отваживался показаться ему на глаза.

И Шэнь Цинцю стоило немалого труда не думать о подобной возможности.

В конце концов, разве не об этом он мечтал: если Ло Бинхэ и вправду оставит его в покое, то Шэнь Цинцю сможет, пользуясь долгожданной передышкой, есть, пить и слоняться без дела в своё удовольствие. Этому немало способствовало и то, что Ло Бинхэ, не в пример героям стрёмных книжонок, которые нежно любила младшая сестрёнка Шэнь Юаня, не потрудился приковать его цепями к изголовью кровати, чтобы, раздев, завязав глаза и засунув в рот кляп, избивать – или что ему там ещё в голову придёт. В конце концов, невозможно достичь счастья, если не научишься довольствоваться малым, так что уж лучше смириться и как-нибудь приспособиться.

«Дерьмо собачье! – негодовал про себя Шэнь Цинцю. – Именно им набиты мои мозги, раз я умудряюсь тешить себя подобными соображениями. У меня ведь нет стокгольмского синдрома – так с какой радости я растекаюсь в благодарности при малейших признаках хорошего обращения? С каких это пор вместо того, чтобы самостоятельно распоряжаться своей судьбой, я полагаюсь на чужую милость?!»

От безуспешных попыток переформатировать свои бедные мозги они так раскалились, что Шэнь Цинцю нечаянно порвал надвое страницу книги, которую читал. В тот же момент его ушей достиг громкий треск бамбуковых стеблей за окном. Подняв занавесь, чтобы посмотреть, что там такое, он обнаружил группу молодых демонов-слуг, суетливо снующих вокруг. Высунувшись из окна, Шэнь Цинцю поинтересовался:

– Чем это вы тут занимаетесь?

– Бессмертный мастер Шэнь, мы вас потревожили? – с крайней почтительностью обратился к нему слуга-демон и тотчас расплылся в подобострастной улыбке – можно подумать, он разговаривал не с пленником. – Мы здесь высаживаем бамбук.

– Бамбук? – оторопел Шэнь Цинцю.

– Так точно. Вам должно быть хорошо знакомо это растение из мира людей. В мире демонов он не очень-то приживается и плохо растёт, но повелитель полон решимости добиться успеха, так что придётся нам придумать какой-нибудь способ.

Наблюдая за ним, Шэнь Цинцю пришёл к выводу, что тот, кто обладает подобной силой и сноровкой, не может быть обычным слугой-чернорабочим – более того, у него закралось подозрение, что Ло Бинхэ согнал на это волюнтаристское начинание своих лучших бойцов. Заставлять таких мастеров сажать бамбук – поистине расточительно.

Но и этим дело не ограничилось. Первые два дня у Шэнь Цинцю совершенно не было аппетита, однако на третий день ему надоело голодать, и он снизошёл до того, чтобы обменяться парой игривых сдержанных фраз с симпатичной демоницей, светлокожей и фигуристой, и попросил её принести поесть.

Однако не успел он поднять палочки для еды, как понял, что не в состоянии проглотить ни кусочка.

Девица склонила голову набок и с улыбкой поинтересовалась:

– В чём дело, мастер Шэнь, это блюдо недостаточно аппетитно?

О, дело было вовсе не в этом – скорее, оно было чересчур аппетитно, причём этот аромат был до боли ему знаком. Минуло немало лет с тех пор, как он в последний раз его вдыхал, только и всего.

– Вы сами это приготовили? – опустив палочки, поинтересовался он.

– Вы, верно, шутите, – хихикнула она. – Я всего-то и умею, что забить да съесть добычу сырьём или дать ей малость полежать, прежде чем подать на стол. Я ни бельмеса не смыслю в вашей человечьей кухне – от всей этой возни с очагом, дровами, рисом, маслом и солью помрёшь с тоски.

…Вот ведь грёбаный сюрприз. Выходит, эта прекрасная девушка с нежным голосом и благоуханным дыханием – любительница тухлятинки. Шэнь Цинцю каждый день наблюдал за тем, как она протирает стол и подметает пол, и давно понял, что с ней обошлись несправедливо: судя по её силе, ей более подобало размахивать секирой в гуще битвы, разрубая врагов надвое, словно овощи да дыни, – и, видимо, именно это и было её истинным родом занятий.