Теперь хочу попытаться дать обзор весьма разных мнений о рассматриваемом здесь вопросе.

Некоторые считают правилом, что изначальный принцип римского права действителен еще и ныне, что, стало быть, материальные эффекты литисконтестации всегда следует сводить к моменту литисконтестации, хотя иногда они хотят допустить отдельные исключения[346].

Другие утверждают полное изменение указанного принципа, поскольку вместо литисконтестации в современном праве в качестве основания и момента возникновения важных материальных эффектов выступило извещение ответчика об иске[347]. В этом мнении также встречаются некоторые подчиненные модификации.

Третьи, наконец, притом большинство в Новое время, не хотят считать действительным ни первый, ни второй принцип, поскольку считают, что для каждого отдельного материального эффекта следует отдельно исследовать и устанавливать начальный момент[348].

На основании всего вышесказанного, признавая наступившую новую неизбежную потребность, я высказываюсь за второе мнение и поэтому считаю инсинуацию иска современным суррогатом римской литисконтестации, так что с момента инсинуации должны наступать все материальные эффекты, которые римское право связывает с литисконтестацией. В этом заключается единственное радикальное средство защиты притязания истца с помощью тех предписаний, которые римское право связывает с литисконтестацией, от произвольного затягивания со стороны ответчика, от чего современный общий процесс не обеспечивает достаточную защиту. Да и практика большинства судов давно признала это важное изменение, по крайней мере в самых важных и частых случаях.

К высказанному принципу следует еще добавить следующие уточняющие определения.

Для некоторых отдельных эффектов некоторые авторы делали различие между подачей иска и извещением о нем ответчика, чтобы путем возврата к первому получить еще более ранний момент возникновения материальных эффектов в пользу истца; в частности, это утверждали для прерывания исковой давности, поскольку иначе исковая давность могла бы истечь в промежуточное время. У этого утверждения нет оснований в наших источниках права и его следует отвергнуть как мелочное, тем более что оно полностью противоречит принципу, согласно которому в основном дело сводится к тому, чтобы у ответчика возникло осознание возбужденного разбирательства. Если же на самом деле возникает подобный ущерб, это едва ли может произойти не по халатности истца, а где ее нет вовсе, то можно будет помочь реституцией[349]. В этой щепетильной заботе можно было бы пойти еще дальше и провести различие между отправкой искового заявления и его получением судьей, поскольку даже в этот промежуток времени может истечь исковая давность.

Кроме того, утверждали, что если даже захотеть считать извещение об иске современным суррогатом литисконтестации в целом, то все же к этому следовало бы добавить ограничивающее условие, что в результате этого дело действительно доходило бы до судебного разбирательства, поскольку иначе невозможно было бы допустить ни lis, ни contestatio (утверждение тяжбы), а без его существования нет правомерного основания для материальных эффектов. И хотя это утверждение обладает большим правдоподобием, я все же вынужден отрицать практическую надобность в упомянутом ограничении. Ведь если принять во внимание разные причины, которые могут реально предотвратить возникновение правового спора, то в них не заключается потребность в предотвращении несправедливых убытков у ответчика с помощью названного средства, что, собственно говоря, является смыслом указанного утверждения. Причина может, во-первых, заключаться в том, что ответчик не хочет вести спор, поскольку он согласен с требованием истца; тогда и без того не может быть речи об эффектах литисконтестации. Или разбирательство не состоится по той причине, что иск заявлен перед некомпетентным судьей или против ненадлежащего ответчика. И в этом случае не может быть речи об эффектах литисконтестации, ибо эта ошибочная попытка судебного разбирательства не связана с возможным в будущем настоящим процессом