– Береги сестру, – сказал он Айвену. – Ты за неё головой отвечаешь.
– Конечно, – серьёзно ответил Айв.
Выпустить из объятий Лору оказалось невероятно трудно. Она плакала, хотя всячески пыталась этого не делать. Моя попытка усмехнуться вылилась скорее во всхлип. Лора горько улыбнулась. Слёзы делали её голубые глаза ещё больше похожими на маленькие озёра.
– Надеюсь, вы найдёте хороших друзей, – прошептала она.
– Мне будет тебя не хватать, – всхлипнула я.
В горле стоял комок, стало холоднее. Лора с детства была рядом, и я просто не знала, как можно жить без подруги. Кроме них с Айвом я никому никогда не доверяла. Мы всегда переживали всё вместе, будто наши сердца связались невидимыми прочными ниточками. И теперь эту ниточку нужно было оборвать, ведь так далеко она не растянется. Боль, с которой я оторвалась от Лоры почти физически чувствовалась где-то чуть выше желудка.
– Не забывай меня, – попросила девочка.
– Ни за что на свете, – ответила я.
Глаза Айвена тоже были на мокром месте, но он держался. Попрощавшись с подругой, он подошёл и приобнял меня за плечи.
– Прощайте, – одновременно сказали мы.
Стоя у машины, мы обернулись. Лора всё ещё плакала, женщины обнимали её, мистер Леман уже ушёл. За их спинами на несколько метров простиралась красивейшая аллея, а ещё дальше – наш приют. Место, где мы росли, познавали мир и нашли первых друзей. Наш дом.
– Готовы? – спросил мистер Брикман, забирая наши рюкзаки. Он не знал, что этот вопрос для нас больше, чем простая формальность.
Мы переглянулись. В глазах Айвена читались те же вопросы, которые я задавала себе. Готовы ли мы покинуть свой первый дом? Готовы ли учиться сутки напролёт, чтобы не быть хуже остальных в том приюте? Готовы ли вступить в новую жизнь, где всё будет иначе?
– Да, – уверенно сказал Айвен.
– Мы готовы.
***
Следующие два часа мы провели в бежево-коричневом кожаном салоне автомобиля, слушая – неожиданно – рок и рассказы мистера Брикмана о своём детстве. Как оказалось, приют, в котором мы жили, был основан и возглавлялся его отцом, так что Дерек рос среди сирот, на равных с ними. Брикман-старший скончался, когда Дереку было девятнадцать. Дерек тогда был совсем молод и только начинал свой путь в мире фармацевтики, но продолжил дело отца.
Когда мы остановились на заправке, я забралась на сидения с ногами, сняв босоножки. Мистер Брикман вышел из машины вместе со своим личным водителем. Пока второй заправлял машину, Дерек сходил до ларька и вернулся с четырьмя сэндвичами и банками кока-колы.
– Надеюсь, вы любите ветчину и сыр, – улыбнулся он, передавая нам еду.
Айвен засмеялся. Наверняка, как и я, вспомнил наши ночные вылазки на кухню в поисках таких же сэндвичей. Если до этой остановки мы ещё чувствовали неловкость, то остаток пути веселились, забыв о скромности. Вскоре мы втроём фальшиво подпевали музыке, играющей в салоне. Мистер Брикман попросил называть его лишь по имени.
– Так я чувствую себя моложе, – пояснил он, хотя, если я правильно всё посчитала, ему было всего тридцать пять.
Когда машина подъехала к воротам шикарного особняка, у меня перехватило дыхание. Территория Каллидиуса действительно была огромной и выглядела шикарнее, чем на картинке. В Лондоне в тот день светило солнце, на улице гуляли подростки. Кто-то лежал на траве, слушая музыку, кто-то читал, кто-то рисовал. Все были заняты, и все были на своём месте.
В старом приюте сироты не казались мне настолько милыми – они будто бы терпели себя и свою жизнь. Эти ребята были совсем другими.
На территории были большие деревья, кустики и клумбы с цветами. В ряд стояло несколько столов и лавочек, неподалёку расположились качели. Рядом с футбольным полем была баскетбольная площадка и дорожка для бега. Я даже заметила небольшой ухоженный прудик справа от здания. Всё это было на переднем плане. Сзади же раскинулся шикарный трёхэтажный дом с несколькими пристройками. Он был выкрашен бежевой краской с коричневыми вкраплениями. Коричневой была крыша, двери и рамы окон.