Шесть. Они отказались от меня.

Семь. Они должны мне.

Восемь. Я должна помочь Айвену.

Девять. Я нужна Айвену сейчас.

Десять. Моя семья – это Айвен.

Я всё ещё тяжело дышала, колени саднило от грубой встречи с ковром, в горле осталось неприятное сдавливающее ощущение. Я чувствовала себя побитой и брошенной, но, если бы меня спросили, почему, ответ навряд ли прозвучал бы. Случилось то, чего боялись воспитатели приюта Брикмана. Мы узнали правду, которая понравилась нам явно меньше, чем выдуманная сладкая история.

Когда Кэт и Лулу вернулись, я тихо лежала под одеялом, отвернувшись лицом к окну, не в силах заснуть. Я почти чувствовала, как они переглядываются, затем смотрят на меня и, вздохнув, расходятся по кроватям.

***

Нелегко просыпаться субботним утром. Ещё сложнее сделать это, когда на тебя выжидательно смотрят шесть пар глаз. С трудом приняв сидячее положение, я оглядела присутствующих.

– Уроки отменили? – придав голосу ироничности, насколько это было возможно, спросила я.

По субботам день начинался позже, а уроки представляли собой дополнительные занятия со свободным посещением.

– Для нас отменили завтрак, – заявил Роб.

– Мы хотим немного контекста, – добавила Кэт.

– О вас с Айвом, – уточнила Лулу.

– Что за чертовщина с вами, вашими предками и родственными связями? – прояснила Лина. Предыдущие ораторы воззрились на неё с осуждением.

– Мы посмотрели это, когда ты убежала, – Шрам отдал мне личное дело Айвена.

Набор документов содержал анкету с фотографией и медицинскую карту. Свидетельство Айвена больше напоминало незаполненный бланк. Не было информации о месте рождения, в графе «сведения о родителях» чернело одно лишь слово: «Неизвестно». Далее следовала информация о состоянии ребёнка на момент приёма в приют:

«20.11.2000. Мальчик около полутора лет найден в лесу охотником Генри Лидсом. Личных вещей или информации о родителях при ребёнке не обнаружено. Мальчик истощён, называет своё имя».

Айвен сел рядом со мной, одной рукой обнял за плечи, а другой сжал мою слабую после сна ладонь. В его стального цвета глазах отражалась бесконечная забота обо мне, воспоминания прошлого и наша любовь. Но в то же время в глубине его души, я знала, поселилась боль, осколками мечты о родных царапающая сердце. Такая же жила во мне.

Но ему было сложнее. Узнать, что твоё второе имя и фамилия не родительские, а данные сотрудниками приюта в честь охотника, которого ты никогда не знал и навряд ли узнаешь, тяжело. Но ещё ужаснее – осознать, что о твоих родителях не известно ровным счётом ничего. Хорошее дело – жить в приятном неведении, придумывая себе различные сценарии жизни родных. Но Айвену открылось новое неведение. Мучительное, пугающее, уничтожающее остатки надежды.

Айвен не знал, откуда он. Он даже не знал точной даты своего рождения, её, очевидно, тоже придумали в приюте. Но он точно знал, что был оставлен младенцем в лесу умирать в одиночестве. Он понимал, что, скорее всего, никогда не узнает, кем были его родители, почему они так поступили, и что с ними стало.

Айвен. Мой Айвен. Он был таким взрослым, хоть и казался иногда по-детски наивным. Я бросила его ночью один на один с новой информацией, чего он никогда бы не сделал. Из нас двоих Айвен всегда вкладывал в дружбу больше, из-за чего я чувствовала себя отвратительно. Я любила его всем сердцем и была уверена, что любить сильнее не способна. Иногда я забывалась, действовала лишь в своих интересах, но ни на секунду не переставала любить его. Я была отвратительной сестрой. Впрочем, Айв так не считал.

– Если вы брат и сестра… – вновь робко сказала Лу.