– Что там такое? – прошептала ему на ухо так тихо, что сама себя едва услышала.

– Потом, – одними губами ответил он.

Тревожность накрыла с головой, а мысль о том, что знать правду нам незачем, вдруг показалась правильной. Нет, всё не могло быть так плохо. Айвен редко не мог взять себя в руки, но в тот момент выглядел таким потерянным, что хотелось обнять и пожалеть его, как ребёнка, разбившего коленку.

Мои документы нашёл Шрам. Он осторожно протянул мне папку, и все смотрели так, словно ждали, что я сяду рядом с Айвеном. Они думали, что информация о нас одинакова.

С тяжестью на сердце я раскрыла своё личное дело и стала внимательно изучать каждую строку.

Фотография, имя, дата рождения, место рождения, полное свидетельство о рождении… Там были ответы на все вопросы, как если бы записывали под диктовку моей матери. «Родительская» графа гласила «смотри на обороте», а сведения о поступившем ребёнке следующие:

«04.11.2000. Оформлен отказ».

Непрошенная слеза быстро упала на бумагу, оставив уродливое сморщенное пятно. Перед глазами смешались все буквы и цифры, и мне уже не нужен был фонарик, я отчётливо видела единственное слово: «Отказ».

– Четвёртое ноября… – самой себе прошептала я.

– Что такое, Мия? – спросила Лу, взволнованно обхватывая себя руками.

Я перелистнула страницу и с мрачным удивлением увидела досье на моих родителей. Там было всё. Фотографии, имена, дни рождения, место жительства, учёбы и работы. Даже сведения о перенесённых заболеваниях, травмах и генетических особенностях. Действительно всё. Словно кто-то годами собирал эту информацию, чтобы однажды слишком любопытная девочка удовлетворила свой интерес раз и навсегда.

Такое чувство возникает, когда читаешь биографию знаменитого учёного или писателя. Узнаёшь о жизни человека, который что-то значит для тебя, но при этом является совершенно чужим.

Жизель Мари-Лор Кроуфорд (Лепаж).

Томас Стивен Кроуфорд.

Так звали моих родителей. Людей, которые дали мне жизнь. Людей, которые отказались от меня.

Роберт обошёл вокруг стола, чтобы остановиться сзади меня и заглянуть в папку через моё плечо.

– Хреново, – изрёк он.

– В тот день мне исполнилось четыре месяца, – непонятно зачем пробормотала я. – Они отдали меня в приют. Не через день, не через неделю, не через год. Через четыре месяца. Почему? – на последнем слове мой голос предательски дрогнул, а взгляд сам скользнул на Лулу.

Она не могла мне ответить. Никто не мог. Она подошла и обняла меня так, как обнимают людей, переживших тяжёлую утрату. Нет, мои мама и папа не погибли. Они просто принесли четырёхмесячную дочь в приют, заполнили какие-то бумаги и ушли. Я не потеряла родителей. Невозможно потерять то, чего никогда не было. Я утратила надежду на то, что когда-нибудь обрету родную семью.

Идеальный образ семейного обеда пошёл трещинами и рассыпался в пыль.

Ладонь непроизвольно коснулась кулона, висевшего на шее. Значит, это подарок от матери, подумала я.

Не отдавая себе отчёта, я захлопнула папку и, прижав её к груди, выбежала из кабинета. Не останавливаясь, понеслась по лестнице и коридору. Я бежала так быстро, как позволяли тишина ночи и сбившееся из-за слёз дыхание. Оказавшись перед своей кроватью, я рухнула на колени. Мои пальцы прочно вцепились в волосы, всё тело била неконтролируемая дрожь. Остатки разума судорожно пытались вспомнить, как бороться с паническими атаками.

Сделав глубокий вдох, я принялась считать.

Один. Нет, я не одна.

Два. Айвен всегда рядом со мной.

Три. Я не сделала ничего плохого.

Четыре. Это сделали мои родители.

Пять. Всё, что происходит, происходит из-за них.