– Проблема учёных (котов) и всей научной братии вообще в том, что умные, как они себя считают, переоценивают головной и недооценивают спинной мозг. Проблема экзистенции разрешается не тем, что ты там, себе на уме, думаешь: о том, что вокруг тебя происходит. А в том, что ты со всем этим реально делаешь, адекватно или же с меньшей пользой, чем мог бы, реагируя на происходящие вокруг тебя события. Не просто отвлечённо регистрируя происходящее, но активно вмешиваясь в процесс и внося в него коррективы.
– Это подобно тому, как пассивно смотреть фильм, тупо наслаждаясь картинкой, или же самой играть в шутер, активно изменяя происходящее своими действиями! – поняла Алекто.
– Именно поэтому в играх я никогда и не следовал сюжету, а всегда ходил туда, куда вздумается и делал то, что хотел. Головной мозг может лишь подсказывать нам идеи, тогда как спинной – их воплощать. Ну, а то, что большинство из нас никакими идеями и вовсе не пользуются, а просто рефлекторно реагируют на изменяющиеся вокруг них события, вообще делает их головной мозг избыточно дорогим украшением.
– Как заметил это ещё Маяковский в стихе «Красавицы»: «Эх, к такому платью бы да ещё бы… голову». – усмехнулась Алекто.
– Сильно развитый головной без не менее развитого спинного мозга это и есть «искусственный интеллект», который наивно пытаются получить «головастики» при помощи своей вычислительной техники. Уже обладая им в полной мере! Так и не став полноценным организмом.
– Лягушкой? – усмехнулась Алекто.
– Лягушкой-царевной! – возразил он. – Начав реально жить в Сказке о самих себе.
Глава 11
В тот самый момент, когда Сиринга начала подводить Ганешу к тому, что «пора объявить Алекто, что между вами всё кончено», Банан наконец-то понял, что у него всерьёз решили отобрать его игрушку, наивный предмет его грязных манипуляций, которую он неспешно вовлекал в свои долгие брачные игры камышовых енотовидных собак. И начал искать другое поле активности, всё чаще и чаще распаковываясь в чаще общения Ганеши и Сиринги. Про-являясь поначалу в виде кратких за-явлений на сцену в устной мыслеформе о её внешних качествах. Постепенно погружая свой похотливый взгляд всё глубже и конкретнее в её телесность. На что Ганеша неизменно отвечал ему: «Да, она прекрасна!» Непроизвольно втягиваясь в диалог и через это, методом обратной тяги, затягивая в сферу общения с Сирингой и самого Банана. Всё более уплотняя в ней его образ.
Но сколько бы Банан ни врывался с саблей своего непосредственного воздействия, сколько бы ни пытался покорить или обжить её открытое пространство, холодное в своей глянцевой открыткости, «ни мытьём, ни катаньем» на коньках Банану всё никак не удавалось заместить Ганешу. Сиринга бессознательно искала видеть в нём только одного Ганешу. А когда Банан пытался его браво заслонить, лишь недоумевала, проникая в него обострённым коготком внимания: куда же тот делся? И всем своим поведением настойчиво требовала вернуть ей её (мягкую) игрушку.
– У тебя есть девушка? – спросила Сиринга, глядя ему прямо в глаза на кухне.
– Есть! – гордо ответил Ганеша. – И она предо мной!
– Я имела в виду другое.
– Другую? Есть, – печально вздохнул Ганеша. Ведь Алекто так и не стала его женщиной.
К тому же, даже Банан отлично понимал, что никому ненужный парень не нужен никому. Не внося во взаимодействия соревновательного фактора, дух интриги. А потому и ответил на этот вопрос положительно. Тем более что Алекто действительно так и продолжала оставаться для него невинной девушкой-ромашкой в венке его иллюзий, которые он для неё сплел, заплетаясь в метафорах, периодически гуляя с ней по высокому лугу их общения. Заставляя её утопать в этом «Лукоморье» своих воспоминаний из книги «Кассандра»: