– Так и есть.

– Тогда я Садовникова. Анастасия.

– Как? Вы Анастасия Дмитриевна? Совершенно удивительно, что он ни разу не упоминал о вас. И возраст… сколько же вам лет?..1

Анастасия бросила на него непонимающий взгляд, и Дмитрий тут же опомнился.

– Прошу извинить меня. В любом случае о вашей матери я не стану спрашивать, не беспокойтесь.

Она задержала на нём взгляд травяных глаз, от которых веяло чем-то загадочным и древним, отчего Дмитрию стало не по себе и он поёжился.

– Вы очень странный человек, Дмитрий Иванович Киндяков, – тихо промолвила она.

– Не боитесь сидеть в лесу и рисовать? Кстати, как вы прошли без билета? Его ведь нет?

Дмитрия давно это интересовало. Екатерина Максимилиановна окружила рощу земляным рвом и наняла черкесов, которые охраняли древний лес от чужаков. Пройти сюда можно было лишь по особому билету.

Анастасия усмехнулась и покачала головой.

– Я хорошо знаю этот лес, и билеты мне не нужны.

Возвращаясь домой, Дмитрий твёрдо решил, что эта девушка, кем бы она ни была, должна стать его.

Дмитрий Иванович пришёл к Ставрыгину, как делал уже много раз. Дмитрий часто говорил, что играет в карты скорей из привычки, сложившейся в столице, чем из любви к ним. В Москве бывало до того нечем заняться, что со временем он приноровился к игорным домам и забрал эту привычку в родной Симбирск, где любителей разложить карты было намного меньше, но зато играли они со всем азартом, на какой только способны жители провинциального городка.

– Готовы, Дмитрий Иваныч? – спрашивал Семён, с прищуром разглядывая карты.

– А готовы ли вы, Семён Семёнович? – парировал Дмитрий, свысока глядя на противника.

– Как вы официальненько со мной, – отвечал Ставрыгин, и игра начиналась.

Дворяне сидели часами, раскладывая карты, выпивая изысканные вины, обсуждая политику России и, конечно, проигрывая друг другу.

В этот вечер к Семёну Семёновичу пришла Елизавета Искоева, сопровождаемая братом. Лиза, в жизни не игравшая ни во что и только следившая за действиями брата, поставила пару рублей на бубновую даму и выиграла. Она удвоила ставку, загнула угол дамы и снова выиграла. Когда это повторилось в пятый раз, а у карты были загнуты все углы, Ставрыгин полушутя-полусерьёзно воскликнул:

– Лизаветушка, вы нас обанкротите! Особенно Дмитрия Иваныча. У него сыновнее невезение.

Она покраснела и опустила глаза: ей стало ужасно неловко. Ни в тот вечер, ни после него Лиза больше не играла: так смутили её слова Семёна Семёновича, что она в самом деле решила, будто одной картой может лишить Дмитрия Ивановича всех денег, чего ей совсем не хотелось делать, ведь Дмитрий Иванович казался ей самым приличным человеком в этом доме, не считая, конечно, брата и её саму. Себе такое приличие и даже благородство она объясняла тем, что Дмитрий Иванович не бранился, а лишь хмурился, когда проигрывал, говорил мало, насмешливо и порой так умно, что Семён Семёнович подшучивал над его речью. А в конце, когда Дмитрий Иванович уже уходил, Ставрыгин сказал:

– Бывай, Васильев.

«Ах, как это необычно!» – подумала Лиза и загорелась мыслью обязательно узнать, почему же Дмитрия Ивановича так назвали.

Когда он услышал эту фамилию, сжал челюсти и вышел, ни с кем не попрощавшись. Лиза сгорала от нетерпения и решила, что обязательно спросит всё у самого Дмитрия Ивановича или, если он не ответит, то у Ставрыгина.

Эта загадка добавляла её возлюбленному шарма, и Лиза не могла не потерять голову. Весь вечер она думала о нём, а ночью, когда все в доме легли, зажгла свечу у кровати и записала все свои мысли. При этом сердце её быстро и мелко стучало, перо выпадало из влажных рук, а лицо горело то ли от пламени свечи, то ли от внутреннего огня.