Чунчжа попыталась представить себе подобное устройство, но не смогла уяснить, как оно работает, не затопляя дом.

– Клянусь, это правда. И это еще не самое удивительное: они пользуются фарфоровыми ночными горшками, подсоединенными к трубам. Закончив свои дела, дергают за ручку, и всё смывается.

– Куда?

– Я решил, что, может быть, в свинарник, – пожал плечами Суволь. – Но ясно, что нечистоты утекают куда-то очень далеко.

– Тогда что же едят их свиньи?

– В Америке так много еды, что свиней, очевидно, кормят кукурузой.

– Я тебе не верю.

Суволь вздохнул.

– Вообще-то, я завел этот разговор не для того, чтобы обсудить, чтó едят свиньи, – сказал он, – а чтобы узнать твое мнение. Ты считаешь меня сумасшедшим? Или тебе тоже хотелось бы поехать в такое место, как Америка?

Он что, предлагает ей присоединиться к нему? Чунчжа не осмеливалась в это поверить.

– И что ты будешь там делать?

– Я мечтаю изучать английский язык в одном из тамошних университетов. Это самое главное.

– Откуда у тебя так много сведений об Америке?

– Помнишь миссионеров, которые приезжали на Чеджудо?

Как же это забыть? Японские военные подняли из-за чужеземцев шум, точно у них было какое-то право возмущаться. В деревне ходили слухи, будто эти странные люди открыли школу, которую дети могут посещать бесплатно.

– Миссионеры пробыли у нас несколько дней, – продолжил Суволь. – Отец позволил мне слушать их рассказы. Они много говорили. Особенно о своем боге.

Чунчжа тоже слышала об их боге. Вся соседняя деревня целиком обратилась в христианство, примкнув к божеству, которое изгнало японцев. Их священник часто посещал деревню Чунчжи, пытаясь убедить людей, что христианский бог могущественнее всех богов Кореи, вместе взятых.

– Моя бабушка говорит, что любой, у кого есть хоть капля здравомыслия, поймет, что боги Чеджудо не позволили бы иностранному богу вмешиваться в наши дела.

– Знаешь, не все верят в богов и духов. – Суволь посохом столкнул с тропинки камень. – Некоторые полагают, что существует только физический мир.

Чунчжа от удивления выпучила глаза. В воздухе летают птицы. В воде плавают рыбы. По суше ходят люди. А в призрачном царстве грез живут духи, посещая и покидая мир людей и животных, когда им заблагорассудится.

– Как же эти люди объясняют невезение? Удачу? Совпадения? И что, по их мнению, происходит, когда мы умираем? – Девушке с трудом верилось, что такие люди существуют.

Суволь пожал плечами:

– Они думают, что когда мы умираем, то перестаем существовать. Навсегда.

Чунчжа вздрогнула. Подобным людям не хватает главного, как тому младенцу, что родился без глаз. Бедняжка из милосердия был задушен, и шаман очистил дом от скверны. Те, кто отрицает существование мира духов, – уродцы, как этот самый младенец, у них отсутствует нечто, что делает их полноценными людьми. Без духовного чутья, которое руководило бы их действиями, эти люди способны на невообразимые поступки.

Размышляя обо всем этом, Чунчжа снова ощутила укол беспокойства. Она услышала голос матери, упрекавший ее и напоминавший, что неосторожные раздумья навлекают несчастье. И девушка пробормотала себе под нос заклинание на удачу.

Вишневые деревья внизу, у шоссе, сбросили весь цвет, и на земле остались лишь потемневшие лепестки. Констебль, с которым Чунчжа познакомилась накануне, уже не охранял перевал. Его место занял худосочный мужчина без передних зубов, который, почесываясь, стал шепеляво допрашивать путников. Чунчжа пустилась в объяснения о моллюсках и поросенке, но мужчина, махнув рукой, прервал ее на полуслове:

– Хорошо, хорошо. Идите уже.