– Я – Муч! Если вы не против, я осмотрю ваши карманы.

Я не стал сопротивляться и отдал сумку с книгой. Они не были ею увлечены так сильно, как золотым браслетом Ниф. Она не хотела его отдавать, и Муч стал забирать его силой. Пришлось вступиться, ведь енот начал брать её за волосы! Пихнув его подальше, меня схватил Эках и сказал:

– Лишь пожертвовав – ты обретёшь правду! Один браслет не помеха!

– Пожалуйста, отпустите его! – выла и надрывала горло Ниф.

– Тогда отдавай браслет, пёся! – сказал енот и подмигнул ей.

– Пожалуйста, это подарок от мамы! Всё, что у меня от неё осталось.

– Аргх!.. Ну же, мужик, отстань от неё! Один браслет тебе на руку не сыграет!.. – пытался я ответить.

– Но она ничего не потеряла, чтобы оказаться здесь! Ты готов ей в этом помочь?

– Чего?.. Не убивай, прошу!.. – ответил я, задыхаясь от его удушья.

– Нет, я тебя не убью! Ты лишь заплатишь за этот браслет. А точнее, местом, на котором она его носит!

– Что?..

Не успел я понять, что происходит, как он кинул меня на землю, вытянул мою правую руку и со всего маху ударил ногой по локтю с такой силой, что меня начало разрывать от боли. Мало того, рука не сломалась, и чтобы окончательно сделать меня инвалидом, он продолжил бить ногой по моему локтевому суставу до тех пор, пока он не треснул, а мои слезы с криками не начали заглушать мои уши и чувства. Другими словами, резкая боль, прекращение движения рукой и моментальная опухоль. От болевого шока я потерял сознание.

Очнулся я уже на коленях плачущей Ниферрит. Она незаметно роняла свои слезы на меня. Я не знал, что чувствовать. Ни физического, ни ментального восприятия. Будто бы я уже умер. Ничего не чувствовал.

Когда её слеза упала на мой глаз, она заметила это и аккуратно сняла капельку ноготком. Я дёрнул веком и улыбнулся. У бедняги задрожал голос от осознания, что я слышал и видел её всё это время. Она стала гладить меня по голове и вытирать свои слёзы. Мне хотелось привстать и начать двигаться, чтобы хоть что-то чувствовать. Только я не думал, что боль будет настолько дикая! Подавив боль приглушённым рёвом, я отдышался и осмотрел руку. Эти уроды наложили мне что-то вроде лангетки. Видимо, на гипс решили поскупиться. К шее примотали бинт, чтобы я держал руку на весу. Но больше всего меня пугало то, что почти весь бинт у локтя был в крови. Думать о том, какая у меня там рана, было сложнее, чем просто глазеть на кровь.

Все вокруг спали, как убитые, хоть я и издавал громкие стоны, от которых кто-то мог проснуться. Это шокировало меня, и я поспешил спросить у Ниф, что произошло. Она глубоко вздохнула и ответила: – Тебя принесли и бросили мне под ноги. Остальных напоили каким-то молоком, и они уснули. А я просто хотела, чтобы ты пришел в себя.

– Они сделали мне лангетку. И забинтовали всю руку. Но зачем?

– Эках принёс тебя и сказал, что пожалел о своем решении сломать тебе руку. Он хотел оставить её, чтобы публика любовалась.

– Какая, к чёрту, публика?! Ах. – резкие движения рукой были смерти подобны.

– Линс. Мы в цирке уродов!.. – скорбно и со слезами прошептала Ниф.

– Твою мать.

Я не знал, что делать. Уже в который раз не знал! Да чего там было знать, если меня переполнял ужас и беспокойство! В глубине души я слышал тревогу. Она была похожа на оживленный улей в твоей груди. И любая тварь из этого улья могла запросто вгрызаться в любую клеточку твоего тела и грызть-грызть, разрывать! А ты ничего не можешь сделать. Пошевелить глазами и просто смириться. Никак оно не могло утихомириться.

Эта тонкая грань между телом и душой просто поражает. Если я двигаюсь, мне до ужаса больно, и я забываю о том, как же велик риск быть съеденным или убитым. А если просто попробую успокоиться, то мозг начинает рисовать такой кошмар, что хочется лишь проснуться. Проще говоря, я боялся потерять Ниф и остаться одному. Поэтому я разговаривал с ней всю ночь, чтобы не лишиться рассудка и капельки надежды.