– Иными словами, ты ядовитая, – подвожу я итог. – Не повезло мне, сам виноват. В другой раз не поведусь.

– У меня это тоже впервые— усмехается гостья. – Надо было перетерпеть, но зубы сами ухватились.

Клыки у неё, правда, острые! Как у хищной рыбы. Смотреть не хочется, а не смотреть не могу. И пятиться некуда – позади жаровня с огнём.

– Вот сейчас ты зачем подошла? – интересуюсь я для порядка.

– Просто так, – уверяет, – лицо твоё запомнить.

Спасибо, рассмешила.

– И без того не спутаешь.

По-моему, она что-то своё видит, а слов и вовсе не слушает.

– Так и знала, что рыжий, – это она мне сообщает, – пока мокрый был, и не разглядишь! Вечно меня на рыжих тянет, кожа у вас тоньше, что ли?

– Подозрительная похвала, – отмечаю я, задержав дыхание.

– А глаза как океан под солнцем. И также цвет меняют, – прибавляет она задумчиво.

У меня глаза цвет не меняют, я не маяк. Это у неё в глазах какое-то движение – будто ураган во мгле кружит. И пахнет она подводной мглой и тленом. С минуту эта нежить глядит исподлобья, а потом договаривает, скривившись:

– Не люблю солнце.

– У всех разные вкусы. Может, отцепишься по-хорошему? – предлагаю я, покрепче перехватив Перо.

Она уже перебралась лапкой со своих волос на мои и также их путает. А пальцы ледяные, что твоя смерть! Ещё и спрашивает:

– Тебе что, жалко?

– Мне не жалко, мне жутко, – говорю я, стараясь не замечать это копошение, – вдруг опять тяпнешь?

Она так и расцвела.

– Что, уже хочется?

Была охота, ага.

– Я не пойму, ты так влюбилась или оголодала, – рассуждаю я с грустью, – но, если свои шутки не прекратишь, я тебе Перо в глаз воткну.

По крайней мере, трогать перестала. И на том спасибо. Наклонила голову, ухмыльнулась:

– Тихий-тихий, а смелый.

Спасибо, развеселила.

– Не обольщайся, – улыбаюсь я, – это от отчаяния. А так во мне ровно ничего приятного нет. И даже примечательного.

– Придётся мне свыкнуться, – собирается она с духом. – Погоди-ка, а кровь откуда?

По запаху учуяла, да? У неё даже ноздри задрожали! Я пока не понял, в чём дело. Шею потёр – нет, не кровит.

– Это я себе руку проткнул Пером. Нервничаю.

Неужели отодвинулась?

– Не взыщи, – кидает она через плечо, – у нас это само собой получается. Тоже магия – чтобы подбираться к добыче. Теперь я, конечно, ни-ни. Связь есть Связь. И вообще, я не большая мастерица голову морочить. Мне проще скоростью взять.

Не сразу найдёшь, что возразить. В таких случаях лучше помолчать, и я молчу, слизывая кровь с ладони. Где-то тут бинт оставался, но не хочется делать резких движений. Раз эта нечисть скоростью берёт!

– Будь аккуратнее с ранами. Связь от этого крепнет, – разъясняет гостья, а сама просеивает золу в жаровне. Словно песок – набирает в кулачок и высыпает тоненькой струйкой.

Я прячу за спину повреждённую руку и задаю безнадёжный вопрос:

– Ты о чём-то другом иногда думаешь?

– А у тебя мысли поважнее? – сомневается она. – Тогда я могу одеться, чтобы не отвлекать. Если есть, что надеть.

– Там, – киваю я, – сундук под столом. Бери, что приглянется.

Сундук большой, кованый, но она его выдвигает одним махом. Я всё порывался его разобрать и приспособить для хозяйственных нужд. Но всякий раз захлопывал крышку. Нехорошо делалось. Да и на что мне платья?

А девчонке сгодятся. Она первое же и натянула – голубенькое.

– Длинно! – огорчается. – Иголку мне дать не побоишься? Подол подогнуть.

– Отрезать быстрее, – подсказываю я, – кому их носить?

– От матери остались? – хмурится она. – А матери уже нет?

Сметливая какая!

– Ну, значит, не обидится, – решает гостья, передвинув сундук к стенке, – я ещё гребень возьму, ничего? Глядишь, и за человека сойду!