– Стёп, мне только недавно рассказали, что у тебя случилось. Кошмар какой-то! Как ты? Как себя чувствуешь? Расскажи. Мне сказали, что вы развелись, и она квартиру у тебя отсудила. Ты сейчас в бабушкиной? Один? Ужас! Ну, что ты молчишь?

Интересно, какой доброхот с ней связался?

– Теть Ань, все совсем не так, – я помолчал, добавил: – Ну, не совсем так. Мы действительно развелись, это правда. Но никаких судов не было, и Наташа ничего не отбирала, как вам кто-то наплел.

– Как же не так? – умудрилась не согласиться со мной тетка, которую, если встречу на улице, точно не узнаю. – Квартиру у тебя ведь забрали! И эту заберут. Воспользуются твоим положением, вот увидишь! Хорошо, что до меня дозвонились, а то бы…

Вынужден был перебить объявившуюся родственницу:

– Теть Ань! Каким таким положением?

– Как каким?! Ну, ты же заболел… – неуверенно полувопросительно протянула тетка.

– Кто вам это сказал?

– Мне из собеса звонила хорошая знакомая.

– Не знаю, что такое собес и почему они распространяют слухи. Скажу лишь – вам соврали. По старой квартире: она была в ипотеке, мы, когда стало ясно, что разводимся, заключили мировое соглашение с банком, даже получили деньги кое-какие. Но вас в любом случае это не касается – уж извините!

– Никаких мировых соглашений они заключать с тобой не имели права!

– Почему это?

– Потому что ты болен! Ты не понимаешь, как тебя дурят!

Я ошарашенно молчал. Мотивы звонка стали очевидны, но напор и железобетонная уверенность в ее версии событий ставили трудную задачу – многословно объясняться или игнорировать, рискуя заполучить кучу нежданных проблем от активных родственников.

– Теть Ань, я абсолютно вменяемый, и мне не нравятся ваши намеки на мое здоровье. Чтобы вы не наделали глупостей, хочу предупредить, что решение о каких бы то ни было ограничениях в дееспособности принимает суд. И если вы решите объявить меня, как вы выразились, больным, обращайтесь туда. Я в вашей опеке не нуждаюсь. И как вы, может быть заметили из нашего разговора, вполне способен самостоятельно отвечать за свои поступки.

– Стёпа! – голос тетки звучал трагично. – Ты не понимаешь! – она театрально вздохнула. – Ну да ладно. Я беру билет на понедельник, во вторник буду у тебя. Там и поговорим.

– Зря деньги потратите! – не мог скрыть раздражения, даже озлобления. – Ни о чем я с вами разговаривать не собираюсь! Во всяком случае, о своей жизни. И еще. Кроме билетов, озаботьтесь, пожалуй, еще и бронированием гостиницы. У меня нет ни возможности, ни желания размещать вас в своей квартире!

Трубка что-то забормотала, но я уже отдернул ее от уха и надавил «отбой». Вот ведь геморрой на ровном месте! Жил себе не тужил! Самое интересное, что хотя я и катил порой бочку на врачей, но претензии у меня были скорее не к ним, а к системе. Кто не сталкивался, тот и не подозревает, что стоит врачу некоторых специальностей выписать вам больничный, как, не спрашивая вашего согласия, вас уже ставят на учет в интересном учреждении, который прямо гарантирует вам разнообразные и неожиданные проблемы в будущем. Когда я впервые с этим столкнулся, пожилая сестра, сокрушенно вздохнув, объявила, что мне, оказывается, еще повезло, а были времена, когда к ним на учет можно было загреметь и с банальным сотрясением мозга. Так что, даже так и не заполучив окончательный диагноз, я уже числился психом, если можно так выразиться. Государство любит интересоваться здоровьем своих граждан – ну, там, при приеме на некоторые виды работ, на службу, при выдаче прав или разрешений, и при всяком таком случае запрашивает справочку о здоровье соискателя. Вот я уже и столкнулся со всеми прелестями получения этого документа при наличии учета в психоневрологическом диспансере. И ведь при всем этом я считался полностью дееспособным гражданином. Просто иногда мне теперь предстоит доказывать, что это так.