Дождь почти утих, я забрался в душ, ощущая, как горячая вода смывает раздражение недавнего разговора.

Что касается лечащего врача, тот прямо заявил: «Вы, Степан, полностью вменяемы. Вы осознаете, что ваши галлюцинации ненормальны, и даже обратились за помощью по собственной инициативе. Типичное поведение невротиков. Психи обычно уверены в собственной картине мира и скорее склонны окружающих считать нездоровыми. Это не всегда так, но сразу скажу, что доказать вашу невменяемость в суде не получится, вздумай кто-нибудь заявить об этом. Я бы, например, вас таким никогда не признал».

Проблема с доктором одна – «галлюцинации»! Для него мои видения – порождение больного воображения. Он вот считает: я осознаю их «ненормальность». Но понимает ли он, что при этом я самого себя считаю нормальным? Может, я и правда псих, если убежден в реальности того мира?

Сейчас-то я уже приспособился, научился маскировать собственные реакции, а представьте, как это выглядело, когда я только пришел к нему в первый раз. Сидит всклокоченный такой пациент и ошалелым взглядом провожает что-то в воздухе, едва реагируя на прямые обращения. Да-а… Если учесть, что я тогда систематически не высыпался, не мог работать, и череда разнородных проблем колотила меня по напряженной черепушке, подобно барабанщику, то придется признать: выглядел натуральным психом. Собственно, поэтому я никогда не осуждал Наташку. Напуганы были оба. Но хватит!

Выключил душ, обтерся и наконец сообразил, отчего настроение, вопреки усилиям далекой тети, улучшается – дождь закончился. Можно поработать и спокойно выспаться. А завтра надо будет кое-куда наведаться.

Конец лета в этом году радовал – ни тебе удушающей жары, ни промозглых осенних дождей. Утро лупило вползшим на крышу дома напротив солнцем так, что казалось: отдерни плотную ткань штор, и задымятся старые бумажные обои, зашипит в панике прячущаяся по сумрачным углам нечисть. Зазеркалье не видать вовсе, отработанным навыком угадываю: там пасмурно, и это хорошо – при таком контрасте в освещении то, что видится оттуда, бледнеет и уже не так пугает или путает своей реальностью.

Наскоро соорудил нехитрый завтрак, проглотил, рассматривая в телевизоре изящную брюнетку, серьезно озабоченную циклоническим фронтом в Забайкалье, завис ненадолго, пролистывая немногочисленные сообщения, накопившиеся в разнообразных новостных каналах, – все как в старые, уже слегка подзабытые времена.

Собрался было выскочить из подъезда, но придержал себя сам – все же в моем положении лучше действовать расчетливо, чтобы не испортить отличное настроение мимолетным оптимизмом, – заказал такси. Успел пожалеть об этом – на всем пути от лестницы до застывшей прямо напротив двери машины никто не встретился, что даже немного обеспокоило, но стоило такси тронуться с места, и сразу убедился: ничто никуда не делось, и мои призраки в том числе – они один за другим врывались в тесное пространство кабины через лобовое стекло, передний ряд сидений и тело молчаливого водителя. Заученно опустил глаза и уставился в спасительный телефон; под таким ракурсом, все, что замечал – стремительное нечастое мельтешение, которое мозг не успевал распознать и, следовательно, испугаться. Если бы не светофоры, на которых мы периодически замирали, поездка, пожалуй, была бы одной из самых комфортных в моей новой жизни.

По-воскресному быстро добрались до памятного района над Яузой. Простился с водителем, выбрался наружу и остановился, ориентируясь в окружающем. Конечно, я отлично знал, куда приехал, – вон дальше виднеется знакомый кирпич забора фабрики, неширокая, удивительно спокойная улица сейчас прячется в тени, подсвеченная лишь бесконечной синевой без единого облачка, если не считать за таковое тонкий инверсионный след, процарапавший небо над головой. Ориентировался я в другом – в чужом мире. Конечно, вижу я недалеко, зато чужие стены – не препятствие. Одна из них, участок оштукатуренной кладки, выступает прямо передо мной, перегораживая тротуар. Уровень дороги там, похоже, повыше сантиметров на двадцать – немного, но крупная брусчатка, сложенная из больших квадратных блоков, накрывает земной асфальт как кусок стеганого одеяла, и оттого я не вижу собственные ноги, погрузившиеся в чужой камень. К счастью, там по-прежнему пасмурно, и мои поношенные светлые кроссовки проступают желтоватым силуэтом, как если бы я стоял на дне неглубокого пруда с темной илистой водой. Но вот с тротуаром – беда. Его не видно, а вы не представляете, как на самом деле часто мы смотрим под ноги. Ладно, не привыкать. Уже приспособился в таких ситуациях рассматривать реальность, расположившуюся за пределами заколдованного круга, наполненного чужим миром. Должно быть, выгляжу как неспешный гуляка с гордо задранной головой, сноб, которого больше интересует движение небесной материи, чем низкие реалии неровной почвы под ногами.