Что ж, пока полет нормальный, подумала Галя, направляясь к мемориалу великой предшественницы. Протиснулась между шкафом и столом, отодвинула неаккуратную горку диссертаций, готовых в любой момент поглотить оба рабочих места.

– Галина Михайловна, голубчик, – начала Орлова задушевным тоном.

…Голубчика, между прочим, Галя заслужила.

Путь наверх занял непростительно много времени. Семь лет добросовестной возни с первокурсниками, разве что носы им не вытирала. Конкурс песни, театральные постановки, алло, мы ищем таланты, выпуск самодельной газеты, лекции заезжих гастролеров. Была в ее материнской страсти и осязаемая цель: хотелось воспарить над строчкой «отв. за внеучебные мероприятия» в годовом кафедральном отчете. Дальше, дальше и желательно бегом – женский репертуар номенклатуры и так узок, и так ограничен по возрасту!

Банкеты, кафедральные посиделки, стихи и песни советских композиторов, апофеозный канкан с мужем «нашей дорогой Анны-Палны» (растянулась в неуклюжем шпагате, месяц ходила враскорячку). Выпьем, друзья, за кафедру, за науку, за новые достижения!

Ну а теперь дослужилась до престижной табели о рангах. Не зря надрывалась, значит.

Слышишь, я заслужила сама! Не понадобилось тебе бабла отсыпать.

На диссертацию Галя отвела три летних месяца и успела. Писала лежа на животе бессмысленные для вечности строчки, шаг за шагом приближаясь к вехе из букв к.ф.н.

Сашка в это время прыгал на ее попе; веселая игра «Мама – лошадь».

За месяцы небрежения к сыну она себя так и не простила. Шестой год возвращалась мыслями в памятный день Ватерлоо.

Скажите, мамочка, вам известно, что такое «аутизм»?

Вспоминала и вздыхала. Ах, если бы… Вот бы раньше она заметила его странные взгляды в сторону, ослиное упрямство с процедурой одевания, выкрутасы с едой, бормотание о себе в третьем лице, мельничные взмахи руками, кружение по комнате и прочие, теперь уже, очевидные симптомы…

Она выстояла, благодаря казачьему упрямству. Полетела ввысь, радостно взваливая на себя задания Анны-Палны: желанный берег показался на горизонте, а руководству об этом знать не нужно. Определим количество бакалавров для отчета по НИРС[5], зарубежные публикации – для НИР[6], подадим заявку в РГНФ[7]… Надо будет – и унитазы кафедральные пересчитаем!

– …и позвольте мне… приказ ректора… подписанный от… заведующей кафедрой назначается…

Подписан приказ? Уже?!

Галя не смогла подобрать правильную маску. Стиснула в замок дрожащие пальцы.

Думаешь, уломал меня на Америку?! Дудки!

Уже растягивались губы в смущенной улыбке, и руки тянулись к сумке, из которой весело поглядывала серебристая шейка «Асти Мартини» (а у меня как раз случайно… отметим?), когда вдруг бахнул хор Сретенки:

Обе вздрогнули.

Кивок Анны-Палны, поиск телефона, опция «смотреть сообщение».

Галя резко поднялась. Ринулась в узкий проход и застряла между шкафом и столом, задевая веер диссертаций. Уродливая гематома на бедре еще три недели будет напоминать о дате остановки сердца.

Одиннадцать-одиннадцать.

Орлова таращилась и держала наготове изумленные брови.

Наконец, Барская ее заметила:

– Извините… я не могу… Я не буду завкафедрой…

Билась плечом в закрытую дверь, после трех болезненных ушибов сообразила, что сама запиралась на замок. Вылетела в шумный коридор. Четыре лестничных пролета вниз, многолюдный холл, зазывающий танцами народов мира – почти ежедневно здесь праздновали день независимости: для студентов из ста пятидесяти стран повод всегда найдется.

Чудом проскочила через толпу неузнаваемых лиц и хороших знакомых из ректората – к счастью, они были заняты беседой с каким-то важным индусом. Выскочила из главного корпуса, называемого всеми причастными