Застегивая сумку на ходу, она раздраженно вытащила бутылку «Асти» и сунула ее в урну.
Добежала до автобусной остановки, села в старенькую «девятку» и назвала такую цену, что водитель молча рванул с места.
Гони, милый, гони!
Вытащила из кошелька клочок бумаги с номером телефона.
Там уже глубокая ночь, наверно… плевать!
Набрала номер и стучала кошельком по коленке, дожидаясь ответа.
Услышав сонное «алло», выпалила:
– Я согласна!
Глава 2. Пампушка
«Галина, дочь моя!
Я должен поставить точку в нашем разговоре. Договорить то, что не успел, хотя бы в письменной форме. Высказать все, чтобы не свихнуться и не сдохнуть оттого, что сотворила ты, глупая…»
Михаил Юрьевич бросил карандаш, закурил «беломорину» и откинулся в зеленом кресле, ставшем единственным компромиссом уникального интерьера. Офис гендиректора Пархоменко представлял собой точную копию кабинета вождя в московском бункере. Креслом пришлось поступиться из-за боли в пояснице. Глава холдинга «ТовКом», бывало, высиживал по тринадцать часов кряду. Название фирмы (товарищество и коммерция), а также ее герб и гимн он придумал в девяностых, когда объединился с бывшими комсомольскими вельможами: умными, не подлыми, остро чувствовавшими время. У юных бизнесменов были идеи и золото партии, у Пархоменко – опыт и чутье. Занимались поначалу, как и многие, всем подряд, постепенно выгрызая собственную нишу: салоны красоты, медицинские центры, строительные фирмы, рестораны. У каждого направления имелась своя изюминка – Пархоменко на этом настаивал. «Товком» разрастался, в середине нулевых Михаил Юрьевич переселил свое детище в чудесный светло-зеленый особняк. Теперь можно было неспешно заниматься нестандартной отделкой кабинета.
Сталинская неприхотливость в быту обернулась для него ослепительной суммой. Плевать, оно того стоило. Всякий раз посетители – циничные бизнесмены, перекрасившиеся в депутаты, цепкие налоговики, хваткие прорабы, самоуверенные юристы – тушевались, переступая порог. Пархоменко восседал за массивным столом, поглядывая на переговорщиков точь-в-точь как на парадном портрете Хозяина – с хитрым прищуром. Кабинетное убранство давило на визитеров так, что Пархоменко побеждал раньше, чем брал слово. Для человека, умеющего снимать дивиденды даже с помощью интерьера, невозможного было мало.
Вот только с дочерью вышел полный крах и облом.
Он огладил зеленое сукно на дубовом столе и коснулся лампы в малахитовой шляпке с полями, украшенными четырьмя гербами СССР. По соседству с кокеткой безмолвствовал правильный бюст товарища Сталина. Неправильный – бронзовый барельеф на подставке из камня ценных пород, с двумя звездами Героя Советского Союза, – он старшему внуку подарил Григорию. Вождь отличался скромностью, от второго звания, навязанного лизоблюдами, открестился. Не считал себя вправе, объяснял внуку Михаил Юрьевич. Похоронили, правда, с двумя звездами на кителе, но при жизни Великий и Мудрый носил только одну.
А теперь ты, Григорий-не-Мелехов, плюешь на память предков и едешь в свое американское Катманду…
Гришка обижался:
– В Маунд, дед, в Маунд! И это еще под вопросом! Мама не определилась, ищет для нас с Сашкой по инету лучшие школы.
– А я и говорю: ты в своей Катманде развернесся. Будешь в лучшей школе стучать одним местом по столу. Рассказывать америкосам, сколько будет дважды два…
Гришка неуверенно смеялся. Строгий дед позволил общаться с собой на равных совсем недавно, после объявленной