– Но разве ты не хотел попасть на Восток? Ах, дивный, чарующий Восток. – Джинн повел рукой, слегка зацепив люстру. Та опасно закачалась, но джинн ничего не заметил, продолжая проникновенно вещать: – Мир минаретов и прекрасных гурий, заставляющих трепетать мужские сердца! Мир сказочных легенд, услаждающих слух и разум отроков, подобно кристальным водам колодца средь жгучей пустыни, дарующим наслаждение и радость усталому путнику…

– Достаточно, я понял, – оборвал Богдан. – Но все же желаний маловато.

– Хорошо, два! Только для тебя, о мой несравненный повелитель.

– Три, – продолжал торговаться Богдан.

– Ты слишком многого требуешь от меня!

– Четыре!

– Хорошо, три так три! – поспешно согласился джинн, обреченно вздохнув. – Но после обещай даровать мне свободу.

– Да на здоровье!

– О щедрейший и добрейший из повелителей! – обрадованно воскликнул джинн, складывая руки на груди. – Приказывай, и я исполню твое первое желание!

– Ты что-то там говорил про Восток, и я подумал…

– Слушаю и повинуюсь.

Недослушав, Джинн склонил голову, вытянул губы трубочкой и дунул на Богдана. Мир вокруг закружился. Богдана подхватил воющий поток и бросил в пучину времени и пространства…

Так Бодя попал на Восток. Лампы при нем не оказалось и как теперь добраться до бессовестного джинна, облапошившего его, словно младенца, Богдан не представлял.

Восток оказался вовсе не таким сказочным местом, как то рисовали его фантазия и сладкие речи джинна: нищета, грязь, нахальные стражники, хитрые торговцы, жадные менялы, обирающие народ наравне с муллами, сборщиками налогов, бессовестными судьями и прочим влиятельным сбродом. И, главное, никаких гурий! А самое противное, нигде не продавали ни хваленой араки, ни вина на худой конец – спиртное было официально запрещено Кораном, но Синдбад не без причины подозревал, что где-то его все-таки подпольно продают. Только вот где?

…Синдбад спустил ноги с топчана и потянулся за стоявшей у стены саблей. Саблю он не так давно отнял у одного из разбойников в качестве военного трофея. Ее легкие ножны были отделаны серебряными завитушками и полудрагоценными камнями, а удобная рукоятка оказалась богато инкрустирована крошечными рубинами. Богдан потянул саблю из ножен, отложил их и полюбовался тонким синеватым лезвием дамасской стали. Такое лезвие действительно могло рассечь тончайший шелковый платок налету. Богдан вытащил из кармана жабо англичанина и принялся любовно полировать лезвие сабли.

На входной лестнице что-то зашуршало. Синдбад опустил саблю на колени и прислушался, вглядываясь в темноту. За углом чайханы кто-то тихонько крался. Синдбад затих, затаившись, – не иначе воры пожаловали!

Появившаяся из-за стены тень толстого низенького человека остановилась на верхней ступеньке и покачалась из стороны в сторону. Человек пробормотал нечто неразборчивое и крепче прижал руками халат на груди, словно сильно замерз. Синдбада он не заметил. Молодой человек медленно поднялся с топчана и, прокравшись вдоль стены, схватил за грудки неизвестного.

– Ага-а, попался, гнусный воришка! Ух ты, шайтаново отродье!

– Ай! – неизвестный подпрыгнул от неожиданности. – Синдбад, это же я!

– Хозяин? – удивился Синдбад, разжимая пальцы и принюхиваясь.

От Махмуда – так звали чайханщика – разило винным духом.

– Ты не спишь? – заплетающимся языком проговорил Махмуд, отодвигаясь от собственного вышибалы и придерживая руками что-то под халатом.

– А ты, хозяин, я смотрю, злостный нарушитель Корана, – шутливо погрозил пальцем Синдбад, прищурив один глаз.

– С чего ты… ик… взял?

Пятящийся Махмуд несколько сошел с лица, что было заметно даже в темноте. Лишь его нос продолжать пылать красным пятном.