– Да чего там, – отмахнулся Синдбад. – Спас и спас.

– Мой спаситель, вовек не забыть мне твоей услуги!

Мужчина резко перевернулся на колени и благодарно треснулся лбом о доски так, что те затрещали. Синдбад испуганно отстранился.

– Ну сказал же: все, проехали!

– Нет! – мужчина вскочил на ноги. – Такое не забывается! Оторви Башку у тебя в неоплатном долгу!

– Что, что? – переспросил Синдбад, не совсем уловив смысл сказанного. Может, какой местный маджнун8?

– Не что, а кто. Так меня зовут. – Моряк ткнул себя кулаком в грудь.

– Знаете, по-моему, гораздо красивее звучало бы Сорви-голова, – подсказал Синдбад.

– А ты прав, мой мудрый не по годам спаситель, – обрадовано загорелся мужчина. – Я сам чувствовал, что звучит грубовато. Сорви-голова… – задумчиво протянул он, словно пробуя слова на вкус, и закатил от удовольствия глаза. – Да! С этого самого мгновения я так и зовусь.

– Рад за вас, дядя.

Синдбад сдернул влажные брюки с ящика и неторопливо натянул их. Потревоженный попугай перелетел обратно на ящик, где у него лежал сахар, и теперь оттуда недоверчиво косился на хозяина. Но мужчина уже и думать позабыл про украденный кусок сахара. Казалось, он был полностью поглощен новым случайным знакомством.

– Как тебя зовут, о мой скромный и мудрый спаситель?

– Синдбад меня зовут. И хватит уже о спасении. Лучше бы, дядя, плавать научились.

Синдбад поднялся с досок и застегнул брюки.

– Не получается, – грустно развел моряк руками. – Столько раз уже пробовал и все впустую, – горестно шмыгнул он крупным носом. – Видно, кость тяжелая.

Синдбад окинул придирчивым взглядом грушевидную фигуру мужчины с довольно толстым задом, что в обвислых мокрых шароварах стало особенно заметно.

– Ладно, бывайте, дядя. – Синдбад развернулся и зашагал прочь.

– Постой, куда же ты, славный юноша? – поспешил нагнать его Сорви-голова. – Разреши хотя бы угостить тебя обедом.

– Обедом? Ну хорошо! – сдался Синдбад, прекрасно понимая, что иным способом от слишком назойливого нового знакомого отделаться не удастся. – Только скромный обед. И все!

– Будь по-твоему, о Синдбад, – обрадовался Сорви-голова.

Попугай заволновался. Бросить кусок сахара было выше его сил, а лететь с ним за хозяином – верный способ лишиться выстраданной добычи. Решение к нему пришло внезапно. Зарыв сахар в тряпках, валявшихся меж ящиков, он, вполне довольный собой, в несколько взмахов крыльев настиг удаляющихся людей и устроился на плече Синдбада. Ластиться к хозяину попугай все еще опасался.

– Ваш? – спросил Синдбад.

– Мой, – кивнул Сорви-голова, потирая все еще болевшую челюсть, на которой сквозь ухоженную короткую бороду явственно проступал огромный синяк. – Препротивнейшее, смею заметить, создание, мда! Тащит все, что не так лежит. Выменял в одном порту у пьяницы на свою голову. Я, видишь ли, капитан на «Золотой стреле».

Моряк указал сухим пальцем на обшарпанный бриг, стоявший на приколе у самого края пристани.

– Голову. Дур-рак! – встрепенулся попугай. – Стр-рела в зад!

– Вот именно, – сказал Сорви-голова. – А чем занимаешься ты, мой драгоценный друг?

– С сегодняшнего дня – ничем, – честно признался Синдбад.

Мужчина почему-то располагал к откровениям, чего Синдбад никогда и ни с кем себе обычно не позволял. Жаловаться кому-либо на тяжелую судьбину было против его правил, тем более когда с жалоб чаще всего выходил один вред. По-настоящему сочувствующих попадались единицы, остальные же только и знали, что позубоскалить на его счет с друзьями или знакомыми, нажиться на горе или подложить огромную вонючую хрюкающую свинью своему ближнему. Ведь, как известно, для некоторых людей нет ничего радостнее и слаще, чем видеть, как кто-то мучается с подложенной тобой свиньей.