А в-третьих: как бы они, преподаватели – если б захотели себе дворцы отгрохать – за них отчитывались?
И что объясняли бы в налоговой? И – своим же коллегам?..
Ну, и опять же, главное: зачем?
И все на дачах довольствовались симпатичными двухэтажными домиками.
Внучкин папа – как самый молодой преподаватель – построился позже всех. И не такой зажиточный пока что, как остальные, это понятно. Не успел ещё столько молодых специалистов подготовить для народного хозяйства, а значит, получить такое количество зарплат, как остальные. И не успел ещё написать столько научных статей, в том числе и в зарубежные издания, а значит, получить столько гонораров. И т. п.
Это лето – которое прошло и закончилось, и теперь заметалось ворохом пожелтелой листвы, и уже даже засыпалось ранним снегом – было первым летом, которое молодая семья прожила в дачном домике. А не в палатке рядом.
Молодой глава семьи вкалывал и торопился. Ему помогал младший брат. И ещё регулярно приезжала из города бригада рабочих на грузовике. И потом – уже после бригады квалифицированных рабочих – на разные доделки-подработки приглашались мужчины и парни из ближайшей деревни.
Задействовалась даже дочка-школьница: доски подтащить, побыть грузиком у двуручной пилы – крепко вцепившись обеими руками в ручку пилы со своей стороны.
– Да папа, да нам полезно так, это тоже как тренировка, циклическая, понимаешь? Тренер нам даже похожие упражнения со жгутом советовал дома делать, по выходным, дополнительно, – уверяла дочка папу.
– Ну, ладно, – строго согласился отец, – только держись крепко и руки не отпускай. А захочешь отпустить – сначала мне скажи. И я сразу остановлюсь. Поняла?
И так они много досок распилили, на нужные размеры, за предыдущее лето.
И вот – у них своя дача! А на даче – собственный домик! Двухэтажный.
Мама всё лето была очень любезна и улыбчива со всеми соседями.
Многие соседские семьи – старше, уже взрослые дети, а у кого-то и внуки есть.
И дачники – охотно останавливались поздороваться с приветливой соседкой и перекинуться парой слов про дачные дела: и встретив на улочке, и – даже увидев в саду близ калитки, проходя мимо их совсем невысокого и, скорее, символического забора – как у всех. Да и зачем тут – глухие заборы? Ведь все свои.
Всё равно все друг про друга всё узнают…
Лето прошло… Облетела с деревьев листва. Стало всё голо…
То, что летом пряталось под зелёными разросшимися деревьями, за пышными кустами, скрывалось среди пёстрых разноцветных цветов – теперь вдруг обнажалось…
И обнажилось совсем.
Внучка не верила своим ушам.
Сначала, когда бабушка вкратце рассказала маме о том, что заболела, лежит, приходил врач, – внучка слушала спокойно и отстранённо. Да и – не дело это, детям изо всех сил вслушиваться во взрослые разговоры. Потому внучка очень-то и не вслушивалась. Так, разве что, краем уха.
И ждала: вот сейчас мама наговорит бабушке добрых слов сочувствия и тёплых пожеланий поскорее выздороветь.
И, конечно, выдаст кучу извинений – за беспокойство, за то, что – вот, тут, с этим тортом… пристала не вовремя. Интеллигентно, в общем, поступит.
Ну, и чисто женское – ах, ах, и всё такое – тоже никто не отменял. Миленько так.
И – на этом всё, и бабушка с внучкой останутся-таки наедине друг с другом.
И внучка уложит бабушку отдыхать! И станет изо всех сил её лечить и за ней присматривать. И кормить лекарствами по рецепту.
Но разговор пошёл не так.
И, судя по интонациям, в тишине квартиры явственно доносившимся из мобильника – маму ситуация раздражала.
– Мама, мы с тобой договорились! Ты мне обещала. Ты дала мне слово, что сделаешь торт. И я на тебя понадеялась, – с металлическим звоном доносились из трубки мамины назидания.