Затем доктор тепло улыбнулась бабушке. И, уже на ходу выслушивая слова благодарности и поздравления с наступающим, надела пальто и ушла.

Внучка закрыла за ней дверь и огорчённо вздохнула.

И пошла в большую комнату – присматривать за бабушкой.

– Это тебя Изольда, небось, сгоношила, да? На концерт этот. Терпеть не могу самодеятельность. И там, небось, тётеньки выли, родственницы эти чьи-то… Нашли себе жертвы…

И внучка сердито фыркнула.

Бабушка невольно заулыбалась и ответила ослабевшим голосом:

– Концерт как концерт… Послушала, поют приятно, мелодично. Нет, не Изольда Леонидовна. И лучше ты, пожалуйста, по отчеству её называй, даже за глаза. Она человек пожилой, как и я. А то вдруг случайно услышит – обидится. Да и некрасиво так.

– Да ну, скажешь тоже! Это только она – пожилая! И противная. Вся фальшивая какая-то. И улыбка у неё – тоже фальшивая. И волосы – для её возраста – слишком ярко красит! И помада – аж за километр видна! Как красный светофор. А скромней надо быть, в шестьдесят лет. И ещё она всё время лезет с вопросами: а как, а чего, про родителей выпытывает… Может, ей ключ от их спальни дать? Ей какое дело?

А ты – никакая ты не пожилая, ты хорошая, и добрая, и весёлая. И ты настоящая. Ты – моя бабулечка. Вот так.

Выпалив всё это, внучка быстро подошла к дивану, на котором сейчас полулежала её бабушка, резво присела на корточки – и порывисто обняла бабушку, всю обхватила, и прижалась к ней щекой…

И чуть не заплакала: и оттого, что бабушку жалко – ведь ей же плохо…

И оттого, что все планы на эту неделю каникул – теперь насмарку…

А планы – были такие: и по городу погулять, и в центральном парке белок орехами покормить, и в кафе сходить, и в кино сходить, и ещё бабушка ей собиралась обновку купить – такой красивый костюмчик! Трикотажный, синий с оранжевым узором. Юбочка и кофточка, загляденье.

А теперь – что?

Пропала неделя…

И внучка снова вздохнула.

И – вот ещё что: угощение же! праздничное угощение!!!

Бабушка – так вкусно готовит!

А теперь – придётся и правда, обойтись чем-то из магазина.

А торт! – вдруг вспомнила внучка.

Как же торт?

Любимый торт…

Торт «Зимний сон» был самый любимый – и не только у внучки.

Но и у всей семьи.

И у всех соседей.

И – вообще у всех тех, кто его хоть раз попробовал.

Все в один голос говорили, что вкуснее – не ели ничего в жизни.

И вовсе не из вежливости – ну, или не только из вежливости – все так говорили.

А – потому что это было правдой.

– Пропал торт… – прошептала внучка. И горестно вздохнула.

– Твоя мама же просила торт! – вдруг спохватилась бабушка. – Надо же… А у меня из головы совсем вылетело… «Зимний сон».

– Вы совсем уже, что ли, обе – ты и моя мама?! – возмутилась внучка, отпрянула от бабушки и уставилась ей в глаза:

– Какой, на фиг, «Зимний сон»?! Ну, то есть, я хотела сказать, – тут же поправилась она, – ни в коем случае. Тебе же доктор сказала русским языком: всю эту неделю ты отлёживаешься. И мы с тобой даже никуда не сходим. И костюм не купим… Ну и ладно! Но ты выздоровеешь, поняла? Медицину надо слушать! И никаких тортов! Варенье тоже вкусное.

А маме я сама сейчас позвоню – и скажу, что им тоже торт отменяется. Пусть в пекарне закажут. Да они с папой просто не знают, что тебе так плохо! Вот и всё.

А как только я ей объясню – так она и сама сразу же откажется, чтоб ты ей торт делала! Вот увидишь!

И внучка ринулась в прихожую – где обычно на тумбочке стояла бабушкина сумка – строгая и скромная коричневая женская сумочка средних размеров, а в ней обычно бабушка забывала свой сотовый.

И дочь всегда отчитывала бабушку, т.е., свою маму: мол, когда звонит ей – всегда должна ждать, как по городскому – пока та подойдёт к своей сумке в коридоре и вытащит телефон; что, сразу нельзя вынуть его из сумки, придя с прогулки или из магазина – и класть рядом с собой?