Я всё ещё был возмущён словами Симона, и его предложение всё ещё выглядело унизительно. Наверное, никто не мог быть мне другом. Или я не мог…
На четвёртый день я написал хозяину квартиры о желании съехать раньше срока. Тот ответил, чтобы я оставил ключи Симону. Это было неожиданным испытанием. Но я упрямо пошёл на это условие. В тот же вечер я собрал все вещи, окинув взглядом столь недавнее счастье – гостиную. Словно во сне промелькнули кадры прошлого. Как невероятно изменилась моя жизнь с переездом сюда! Как мгновенно наполнилась долгожданным смыслом! И в какой бесценной компании. Невозможно было поверить. Невозможно…
Я быстро вышел в коридор, безжалостно хлопнул выключатель; темнота попрощалась со мной звонкой тишиной и запахом старых книг… Я шагнул в тамбур.
В дверь квартиры Симона я постучал негромко и неуверенно. Странная решимость – забыть все эти дни и недели – уже была сродни опьянению. Он открыл. Ни одной эмоции, ни единого слова, только его глаза мерцали глубокой ночью Кашмира.
Я молча протянул ключи, он молча их взял. И сразу же я развернулся и вышел. О чём я думал? Как так быстро попал во двор? От кого я бежал? Когда я поднимался в свою квартиру, в которой отсутствовал больше месяца, то чувствовал, что возвращаюсь из какой-то другой странной, быстротекущей и… невероятной жизни – вспомнилась фраза Симона. Сейчас я полнее осознавал, что пытаюсь наказать не весь мир, а себя. Я до сих пор не верил, что стоил такого мира, слишком невероятного, наконец, подарившего мне друга…
Моя дверь выглядела проходом в фамильный склеп. Я открыл замок, и со звуком щелчка почувствовал себя мёртвым.
– А я тебе сюрприз устроила! – в квартире меня ждала Влада.
– Ты даже не представляешь какой, – спокойно ответил я.
Был ли я удивлён? Ощутил радость или гнев? Ничего этого. Я бы предпочёл, чтобы сейчас не было ничего – ни Влады, ни квартиры, ни меня, ни духоты сожалений. Но в её сюрпризе для меня был смысл. Она у самых дверей стала взахлёб рассказывать о поездке, попытках уладить жизнь друзей, помочь им, об их прохладном прощании, всеобъемлющей людской неблагодарности, несправедливости и далее, далее. Я не слушал. Меня мгновенно накрыла тоска. Душа рвалась на части от осознания того, что я потерял какими-то часами ранее. По причине слабости то ли перед эмоциями, то ли перед страхом. И впервые в жизни я принял своё полное поражение. Безоговорочно.
***
В подъезд номер четыре, минуя самый тихий дворик, я заскочил благодаря соседям, возвращавшимся с позднего дежурства. Было около полуночи. Я потратил больше трёх часов на уговоры Влады о том, что у неё есть будущее – блестящее, увлекательное, но не в моей компании. Не в компании мало размышляющего идиота, который упускает всё на свете. Но её я не упускал, а отпустил, как бабочку, налюбовавшись всеми оттенками лёгких крыльев и полностью осознав, что не смогу взлететь, как она. Пусть я буду червём, медленной глупой гусеницей, но я впервые почувствовал не разочарование от своей ошибки, а надежду.
Пока я поднимался по лестнице, то волновался и разговаривал сам с собой, спорил. Моё сознание все это время настойчиво не покидал синий взгляд Симона. Я не знал, чем чревата дружба с ним, я просто понял, что обратно не хочу. И не важно, что в тумане. Там я буду не один.
Перед дверью тамбура я так разнервничался, что даже испугался. Но позвонил. Долго слушал тишину, долго звонил. Никогда не знал, что значит волноваться на свадьбе, не приходилось – ни на своей, ни на чужой – но, кажется, это было оно. Ты решаешься на новый путь с другим человеком – и узнаешь его, как никто никогда ранее. А ещё, непременно узнаёшь себя и столкнёшься с неизбежным. Поэтому мне трудны другие люди, поэтому я боюсь их и бегу. Они могут показать мне всё, чем я владею. И чем нет.