Помню его выглаженные рубашки, чёрного, синего и бежевого цвета, как закатывает рукава по локти, скрывая татуировки плотным рисунком, покрывающие его тело. Помню как облизывает пухлые губы, изгибающиеся в лёгкой ухмылке – и прищуривается, выжидательно рассматривая. Помню густые тёмные волосы, непослушно вьющиеся, собранные в тугой длинный хвост. Помню движение мышц его крепкой спины на ткани одежды, его размеренную удаляющуюся походку, поворот головы и очерченный статный силуэт на остановке после работы в ожидании такси. Помню звучание, тембр его голоса, который много раз разбирала на тона и полутона. И да, для него, для Игоря я была всегда Воробушком.

Хорошее тогда было время, становится приятно от одного мимолётного прыжка на возврат, способного увлечь и погрузить в глубокие воспоминания, накрыть, задержать и вытянуть на желание остаться. У нас было слишком мало времени, чтобы понять происходящее и ценность того, что мы могли бы обрести продолжение друг в друге. Игорь ошибся в гипотезе о нашей разности, разобщённости, как в детской головоломке о поиске отличий, он находил что-то важное для себя, было это оправдание, убеждение или иная форма мысли. А на самом деле, мы были слишком похожи, создавали друг для друга спасительную иллюзию той удобной жизни, которая своим искажением и убогостью, оказалась способна обмануть нас самих. У нас могло бы быть одно будущее, одно на двоих, такое цельное, пёстрое, без пустот и пробелов. Игорь всегда сомневался во мне, в моих чувствах, тогда он один взял на себя все переживания от тех отношений, которые образовались между нами. А моя юность и увлеченность им, как мужчиной старше себя на пару лет, мало напоминала женскую хитрость и сексуальность, скорее это было просто ребячество и эксперимент на зависть подружкам, в духе соревновательного успеха. Такой подход у меня был всегда и ко всему, а Игорь расценивал это субъективно, дистанцию между нами он ломал и снова растягивал, в какой-то момент приближаясь настолько близко, что атмосфера вокруг закручивалась воронкой и начинала затягивать меня и самого Игоря – его отрезвляло моё малодушие и он в один щелчок отдалялся от своего Воробушка, становился таким чужим и безразличным. Будто есть человек в твоей жизни, ты видишь его, можешь прикоснуться, слышишь его дыхание и голос, а на самом деле, может всё это привидилось, может и не было его никогда. Становится так много вопросов, а ответов слишком мало, начинаешь бояться, начинаешь испытывать страх. А потом, в какой-то момент одному из вас становится всего этого мало, мало чувств, мало взглядов, мало прикосновений, вас вроде бы двое, а живёт любовь только в одном – и этого тоже мало.

Игорь просто ушёл, в один момент вселенная для меня пошатнулась, без всякой подготовки и тренировок, без объяснений и признаний, он просто вытолкнул меня из своей жизни и перекрыл кислород, лишил возможности дышать. Был ли это его расчёт, а может месть – и ему хотелось сделать мне больно, разделить горечь на двоих, заставить меня страдать? У него получилось, но на это понадобились годы, а теперь уже десятилетия, в гуще и толще которых задышала моя любовь, любовь к нему, к моему палачу. Да, потребовалось слишком много времени, чтобы пройти сектор отрицания и отказа, дабы признать и принять в себе это разрушительное чувство, на вкус такое сладкое, такое желанное. И конечно, к бабке не ходи, а любовь эта, она заявила о себе.

Я просто стала ненужной. Вся та значимость, на которой люди выстраивают отношения друг с другом, сосредоточена на простом и примитивном ожидании. Да, люди возлагают ожидания и надежды, они верят в то нужное им счастье, в тот результат, который для них спасительное плацебо в нарушении локуса контроля и смещения границ личного комфорта, будь то отношения двух любовников или по форме родителя и ребёнка.