– И Гитлера, – даже не спросил, а будто желая подколоть, сказал Новогюзов.

– И Гитлера, и Меченого, и Тракина … – без исключения. —

Яблоко было, как я и любил, мягким и сладким. —

Владимир Ильич вне сомнений хотел того же, что и я для Отечества и народа. Отличие в том, что в сердце моей души горит пламя любви к Высшему и сущему. А Ленин был страстно одержим умозрительным рассуждением… —

Новозюзов всем нутром загудел от возмущения, как дровяной самовар. —

– Ни того, ни другого у меня по счастью нет. Бунта, передела собственности, суда над Тракиным и его приспешниками не допущу.

– Как?! – Изумлению Новогюзова не было предела.

– А вы пейте, господин Новогюзов, – сказала жена. – Краснодарский. Муж говорит, это единственный российский чай… Я очень люблю Россию. —

Гиезий Адрианович снова тепло посмотрел на Режину. —

– И булочка московского 16 хлебозавода… С корицей. —

Режина очень кстати изменила настрой главного коммуниста страны.

– Я не поведу страну ленинский путём. Недра России отныне будут служить её народу. Ворьё при этом наказано не будет, но получит по рукам. —

Новогюзов, прожёвывая булочку, мрачно смотрел на меня. Наконец, он глотнул чаю и сдавленно прошептал:

– Они вас всё равно уничтожат.

– Кто?

– Или те, или другие.

– Как сказать. Бандиты сейчас на чемоданах. Боятся: того и гляди всё рухнет. А народ думаю удержать от погромов силой и страхом.

– Полагаю, вы заблуждаетесь… Ну а Мавзолей?

– Да пусть стоит. Памятник. А вот с телом – нехорошо. Без церковных заморочек. Музей – так музей. Там будет лежать искусственный Ильич. —

Гиезий Адрианович поперхнулся. Режина подбежала и стала стучать его по спине. Я спокойно ел аргентинское яблоко. —

– А сам? – откашлявшись, спросил главный коммунист.

– Тело будут сохранять. Опыт продолжат. Но не в Москве, а под Екатеринбургом. —

Новогюзов подозрительно посмотрел на меня:

– Что так? Где?

– Ну, скажем, в городке Новая Ляля. Я выделю средства.

– Почему там?

– Поблизости были спрятаны останки царской семьи. —

Гиезий Адрианович снова подавился и зарычал.

Четвёртое междусоние. Изнанка Творца

Я проснулся. Высунулся из окна. Там остервенело лаяла одна уличная собака на другую. Та не отвечала и смотрела на лаявшую с явным осуждением. Видно, в прошлой жизни была воспитанным разумным. Я заткнул уши. Лёг. Но Новогюзов не выходил у меня из головы.

Много лет назад я встречался с ним. Тогда я жил в глухой деревне. В России, в смысле. Чтобы послушать деятеля сего, проделал большой путь в областной центр. Новогюзов произвёл сильное впечатление: умный, знающий, понимающий, куда идти, кроме, как в жо. у. Но вот одного он до сих пор не понимает: народ хочет именно задницы, и как можно более глубокой и вонючей. То ли не понимает, то ли игра у этого коммуниста по жизни такая. В желании быть правителем России есть нечто нечистоплотное… Чувствую… А он хочет… Зачем? – Как Сталин, как Мадуро?..

Вытащил беруши. Собака больше не лаяла… А Новогюзов тогда меня обманул. Я ему записку передавал. Нужда у меня была. А он сказал, мол, кому не успею ответить сейчас, отвечу по почте… Соврал. Лгущих – не выношу. Как и Сталин. Потому что на них тленный мир стоит. Ложь – это смерть. Лгущий – воплощение смерти. Не только на Земле. Вообще, уничтожение бытия. Изнанка Творца.

Пятое междусоние. Разговор душ

Меня привлекают испанские старушки. В смысле, те, кто живёт в Испании. Они сохраняют стройность фигуры и привлекательность черт лица. Было бы приятно жениться на любой из них… Нет-нет. У меня очень хорошая жена. Это я так. И Бразилия, и Россия в этом смысле невыигрышно отличаются от Испании…