– Они напали на нас. Они убили его. Где дети, что с ними?

Мир-Мехти старался ее успокоить. Хент был ранен и, придя в себя после падения, выстрелил, ранив Мир-Мехти в бедро. Мир-Мехти выстрелом в голову убил Хента. Лошади, испуганные перестрелкой, умчались. Хавер бежала по направлению к дому. Почти вприпрыжку, не поспевая за ней, шел Мир-Мехти. Вдруг из-за кустов выскочил Гурген. Зверства Хента и Гургена были известны всем. Его налитые кровью глаза предвкушали звериную радость при виде жертвы. Он сбил с ног Хавер, она с криком упала и отчаянно сопротивлялась. Гурген начал душить ее. Подбежавший Мир-Мехти изо всех сил ударил кинжалом Гургена, но Хавер была уже задушена им. Мир-Мехти поднял ее безжизненное тело и понес. Рана его кровоточила.

– Я сильный, я дойду, – повторял он сам себе. Даже мертвую жену брата он не хотел оставлять. – Я донесу. Это мой долг.

Фатима причитала над умирающей Надеждой Ивановной, которая вместе с ней прибежала на помощь несчастным детям Хавер. Ее привезла Айша и Наденька, как ласково называли ее все домашние, осталась жить у Фатимы ханум. Неподалеку стояли Иса и Муса – сыновья Мир-Аббаса и Хавер. Они смотрели на тела отца, дяди Исмаила (телохранителя Мир-Мехти), четырех слуг, месячного Мурсала и его нянечки. Все они были убиты людьми Гургена и Хента, которых называли псами, ибо ничего людского в них не было.

– Что и почему? – вот единственный вопрос, который стоял в этих детских глазах.

Рядом ползал годовалый Фархад. Фатима вместе с Наденькой успели вытащить детей из пылающего дома. Надежда Ивановна прикрыла собой Фархада от падающей балки и умерла на руках Фатимы.

Силы были на исходе, окровавленная штанина прилипла к ноге и еще больше мешала идти, в глазах мутнело, Мир-Мехти чувствовал, как холодеет тело Хавер, и этот холод уже овладевал им. Показался дым. Сквозь мутную завесу глаз он увидел до боли знакомую фигуру.

Фатима издали заметила его.

– Живой, живой, – с криком она бежала к нему навстречу.

За ней бежали дети и слуги. Падая, Мир-Мехти передал тело Хавер слуге. Дети, упав на тело матери, стали громко навзрыд плакать. Фатима обнимала мужа.

– Живой. Мой родной. Сейчас я перевяжу твою рану.

Мир-Мехти крепко сжимал руку Фатимы. Ее голос становился все отдаленнее и отдаленнее.

– Не уходи, Фатима, куда ты? Не уходи, – бескровными губами шептал он.

– Я здесь, я здесь, – говорила ничего не понимающая Фатима, крепко прижимая его к себе.

– Фатима, – вместе с последним вздохом сказал Мир-Мехти.

Она почувствовала, как волосы на ее голове приподнялись и… зашевелились. Крик оглушил всю округу. Это был крик отчаяния и боли. Крик молодой женщины, вмиг потерявшей все: и любовь, и благополучие.

Похоронить погибших хотели на одном кладбище, но духовенство было против.

– Значит, погибнуть они вместе могли, а предать земле надо на разных кладбищах? – возмущалась Марджан ханум.

Священник так же, как и мулла, был против.

– Мы как-то с женой шли дорогой на могилу моей матери. В конце дороги растет чинар, он как бы объединяет оба кладбища – христианское и мусульманское, там можно их всех похоронить, – подсказал Андрей Павлович.

Все облегченно вздохнули. Им не хотелось разлучать этих верных и отчаянных людей, погибших от рук негодяев. Их похоронили рядом, соблюдая оба обряда. Над ними гордо возвышался старый чинар. Могила Надежды Ивановны была ближе к христианскому, а могилы остальных ближе к мусульманскому. Чинар левой кроной, как рукой, обнимал Наденьку, а правой – Мир-Мехти, семью его брата и всех, кто погиб вместе с ними.

На третий день, придя на кладбище, люди увидели скамейку у их могил. Ее сделали священник и мулла. В этом была большая мудрость: «Посиди, прохожий, и призадумайся над тем, как надо жить».