– Идите, доктор, там вы нужней, я знаю, что умираю, – в его глазах была горечь.

Азербайджанцы знали, за что они погибают, а вот за что гибнут армяне, здесь на чужой земле, не давая покоя ни себе, ни тем, которым принадлежат этот город и эта земля.

Шварц перевязал раны Баба-Али и, немного посидев, отправился домой в сопровождении Андрея Павловича.

– Как вам нравится!? Марджан ханум сберегла столько семей от кровавой расправы, – сказал Андрей Павлович.

– Сколько лет ее знаю, не перестаю восхищаться. Вот это женщина! Она может сделать то, что не каждому мужчине под силу, – сказал доктор.

– На чьей стороне ваши симпатии, доктор, если не секрет? – спросил Андрей Павлович.

– Вы знаете, дело не в симпатии. Дело в том, что нельзя платить черной неблагодарностью детям за добродетель дедов и отцов. Ведь когда-то бежавших от турков армян приютили на своей земле азербайджанцы. Где же благодарность? – он вздохнул.

– И почему люди не хотят мирно жить? В России Царь-Батюшка мешал, здесь армяне, точнее, дашнаки воду мутят, революционеры сами не знают, чего хотят, а точнее, все хотят. Вот придут и возьмут все, что годами трудом и потом наработано. Все говорят о справедливости. А что такое справедливость, сами не знают, – Андрей Павлович замолчал, погрузившись в свои мысли.

Кровопролитные мартовские события принесли много горя и страдания.

Жизнь постепенно входила в свое прежнее русло. Баба-Али выздоравливал. Все собрались в доме у Марджан ханум. Позже всех приехала Фатима, ей было трудно собираться в город с таким количеством детей. Своих четверо, да еще дети Хавер. Комната заполнилась детскими голосами. Фархад мирно спал на руках у Фатимы. Бильгеис ханум взяла из ее рук малыша, Мелик-Ага подошел к жене. Оба они с такой любовью разглядывали его, что у окружающих навернулись на глаза слезы. Малыш уткнулся носом в грудь Бильгеис и причмокивая, чему-то улыбался.

– Давай отдадим его им, они будут хорошими родителями и их жизнь наполнится смыслом, – сказала Марджан ханум дочери.

Все смотрели на Фатиму ханум. Она молчала. Муса и Иса играли с детьми в столовой.

– Мы будем беречь его, как зеницу ока, – сказал сестре Мелик-Ага.

Бильгеис смотрела на нее молящими глазами. Фатима позвала Мусу, он был старшим, и у него, как ей казалось, надо взять разрешение на этот шаг.

– Мелик-Ага хочет усыновить Фархада. Как ты на это смотришь?

– Хорошо. Пусть хотя бы у него будут мать и отец. Он никогда не узнает правды, он не видел того ужаса, который видели мы, – глаза мальчика наполнились слезами, он старался сдержать их, но не смог.

В комнате воцарилась тишина.

– Как ты повзрослел, мальчик мой, – прижимая его к себе, сказала Фатима ханум. – Я постараюсь залечить ваши раны. Очень постараюсь.

Лето выдалось жарким.

Как всегда, все переехали на дачу.

Жизнь продолжалась.

У Сарии ханум и Шихали родился второй сын. Бегим ханум ждала ребенка. Все опекали Фатиму, а точнее, ее многодетную семью. Мелик-Ага очень изменился после усыновления Фархада, стал больше бывать дома. Бильгеис ханум это очень радовало. Баба-Али совсем выздоровел. Агахан поехал к Руслану, который после участия в боях против армян помирился с матерью. Слишком много горя он увидел здесь и познал дружбу, в лучшем ее проявлении, после чего понял, как дорог отчий дом.

Агахан вновь затеял разговор о женитьбе.

Отец Руслана был в Петербурге, а мать вместе с дочерью уехали за покупками.

Елена считала, что мешать влюбленным грех и что они с Русланом должны помочь молодым, но как, не знал никто из них. Агахан хотел поговорить с Евгенией Владимировной, но она не дала ему этой возможности.